Гостеприимный кардинал

В необъятном доме царит тишина, единственное, что он слышит, – единственный шум, доходящий до его ушей, – звук собственных шагов, осторожно плетущихся по запыленному полу. По мере того как он продвигается дальше, глаза его начинают привыкать к темноте. Комната, где он оказался, пройдя по небольшому коридору, едва освещена. Ее потолок стеклянный, он сделан из десятков маленьких стеклышек, разделенных железными прутьями, и, несмотря на толстый слой земли и гнилых листьев, наваленных сверху, сквозь стекло проскальзывают лучи звезд. Небольшого света достаточно, чтобы разглядеть, что эта комната – огромный пустой зал, где стоят в ряд одна за другой несколько корзин и что-то беловатое поблескивает в них. Приблизившись, он видит, что это большие плетеные клетки, точно такие же, с какими он в детстве ходил на охоту, – а то, что казалось в полутьме белым, было, как он с ужасом увидел, птичьим скелетом. Он убеждается, что клеток – семь и в каждой – скелет крупной птицы. Мысли метнулись к ястребам, и он снова почувствовал на лице их отвратительное дыхание. Чтобы не видеть клеток с останками, вскинул голову к застекленному потолку. Но там сквозь стеклышки горели все те же знакомые глаза. Он в испуге подпрыгнул и задел большой глиняный горшок, тот грохнулся с глухим, далеким звуком, идущим, казалось, из-под земли, словно горшок сообщался с глубоким подземным водоемом. И тотчас же послышалась тихая, печальная мелодия.

Кто-то играл на гитаре; кто-то, кого не было видно, но он точно был в верхних покоях, куда вела деревянная лестница, – на ее перила теперь облокотился юноша. Неизвестный музыкант был, должно быть, великим мастером – играл грустную мелодию, такую сладостную и жалобную, какую юноша не слышал с детства. Он тотчас забыл все страхи и переживания кошмарной ночи, забыл проникавших через окна поезда женщин с забинтованным пальцем, которых он видел несколько часов назад; забыл глаза ястребов, которые его преследовали, забыл скелеты птиц в клетках. Когда изумительная музыка смолкла, его сердце было все еще полно восторга, и тяжелые шаги по ступенькам не вызвали в нем страха; он был уверен, что это шаги друга.

Появился человек; на нем был халат с широкими рукавами, а на его груди на ремне висела маленькая гитара – это она издавала утешительные звуки, что подарили спокойствие его сердцу. Струны гитары – когда со стеклянного потолка на них упали лучи звезд – сверкнули серебром.

Волосы и уши незнакомца были спрятаны под пепельной шапкой из мягкой овечьей шкуры. Лицо было темным, но из глаз изливался свет, похожий на тот, каким лучится красное вино в хрустальных бокалах.

Он встал перед юношей – глядя на него, тот вспомнил одного из своих вечерних попутчиков. Однако незнакомец ни капли не был на них похож. Юноша хотел попросить его сыграть еще, чудесная музыка не смолкла в его ушах, но не смог найти подходящих слов, а незнакомец не дал ему времени – голосом низким, похожим на звук, с которым недавно разбился горшок, он произнес, освещая его лицо красным сиянием своих глаз:

«Я не спрашиваю тебя, почему твой меч окрашен кровью, чужестранец. Добро пожаловать. Но я вижу, что одежда твоя в пыли, – возьми эту щетку, почисть ее».

Он дал ему щетку, и юноша стряхнул пыль. Незнакомец больше не играл на своем инструменте, висевшем на ремне, как большое отрубленное ухо, – и очарование постепенно рассеивалось.

«А теперь пойдем, я отведу тебя в твои покои, пришло время отдохнуть», – сказал он и начал удаляться.

Юноша следовал за ним, ведомый красными отблесками.

Незнакомец начал спускаться по другой лестнице, и юноша все время шел за ним следом.

Незнакомец начал спускаться по другой лестнице, и юноша, ведомый красными отблесками, шел за ним следом.

Чем дальше они идут, тем воздух становится все тяжелее, все гуще. Ноги ступают уже не по дереву, а по земле: ступеньки кончились, они очутились в подвале. Незнакомец стоит у входа и знаком приглашает войти. Юноша входит и оглядывается вокруг. Стены сделаны из слегка светящегося камня. Он идет дальше и обо что-то спотыкается. Что-то с грохотом падает. В дрожащем свете стен он видит крышку пустого гроба. Тревожно оглядывается: другие гробы, покрытые пылью и запертые на висячие замки, стоят в ряд.