Гости на метле

Скучал разве что один Аристарх. Днем он ни на шаг не отходил от ребят, подносил им доски, раствор и поедал все, что они с собой приносили. А вечером кот карабкался на крышу и тоскливым взглядом всматривался в такие близкие и в то же время такие недосягаемые для него Горобцы. Порой ему мерещилось, что там, на крыше хаты бабы Марии, сидит Мурка и тоже смотрит в его сторону.

Однако Ядвига Олизаровна приказала ему стеречь дом, а ослушаться ее Аристарх и в мыслях не имел. Поэтому он, опершись спиной о новый дымоход, часами сидел на крыше и грустным голосом напевал:

До-ре-ми-фа-мняу-си,

Что накрали, принесить…

Замечательный день

На третье утро Ядвига Олизаровна с облегчением вздохнула и сказала бабе Марии:

— Вот теперь можешь вставать.

Баба Мария осторожно сползла из кровати и с опасением ступила на больную ногу. По тому ступила сильнее, наконец топнула и удивленно заметила:

— Кажется, уже не болит. И правда, хоть в танец иди.

Она перевела взгляд на Ядвигу Олизаровну, и в ее глазах появились слезы.

— Не знаю, как и благодарить тебя.

— А никак — ответила на то баба-яга — и чего это ты стоишь, как вопросительный знак? Что, палку ищешь? Так она же тебе больше не нужна!

— Как это — не нужна? — удивилась баба Мария — Без нее я шагу не ступлю.

— А ты попробуй, попробуй — загадочно улыбаясь, подзуживала ее Ядвига Олизаровна — Ну, смелее!

Баба Мария заранее закусила уста от неминуемой, как ей казалось, боли и начала медленно выпрямляться. Через какой-то миг в ее глазах промелькнули первые признаки удивления: боли не было.

— Давай-давай — подбадривала ее Ядвига Олизаровна — еще немножечко, еще.

Баба Мария начала выпрямляться быстрее. И чем больше она это делала, тем выразительнее на ее лице отражались удивление, радость и даже испуг.

Наконец она распрямилась на весь рост, ощупала поперек и, с набожностью, глядя на Ядвигу Олизаровну, сказала:

— Вот… ровно стою. Неужели это мне не снится? Я — стою. Какое счастье!

Через минуту баба Мария пришла в себя. Однако, видимо, не совсем, потому что взамен того, чтобы смеяться, почему-то заплакала. Не иначе как из радости.

Не меньше больной был поражен и опытный врач Михаил Алексеевич. Он только вернулся из областного центра и сразу же поспешил к бабе Марии.

Хотя сначала Михаил Алексеевич не очень удивлялся. Он нажимал на больную ногу то в одном, то в другом месте и невнимательно выслушивал восхищенный рассказ бабы Марии о том, какая Ядвига Олизаровна волшебница.

— Да-да, конечно — поддакивал он — Нет, здесь вроде бы все в порядке. Да-да, конечно, народная медицина еще не исчерпала своих возможностей.

Но когда после осмотра баба Мария проворно обогнала Михаила Алексеевича, чтобы открыть перед ним дверь — опытный врач выдал что-то похожее на кудахтанье и уставился на нее потрясенным взглядом.

— Это… это что такое? — наконец спросил он и, словно дуло пистолета, наставил перед собой указательный палец.

— Где? — спросила баба Мария и испугано повела глазами в направлении докторского пальца.

Палец указывал на ее поясницу.

— Это все она. Ядвига Олизаровна. Это ее волшебные руки! — взволнованно объяснила баба Мария.

— Невероятно — прошептал врач — с ума можно сойти. Сказали бы мне, что эту болезнь можно вылечить — отродясь бы не поверил!

Внезапно врач кинулся к Ядвиге Олизаровне и принялся с уважением целовать ее темные, костлявые руки.

— Да вы же медицинский гений! — восторженно приговаривал он при этом — Вы же академик, вам же цены нет! Откуда вы взялись в наших Горобцах, волшебница такая? Да о вас же должен знать весь мир! Нет, невероятно!

От таких пылких похвал Ядвига Олизаровна покраснела, как молодая пиония. Или школьница, которая впервые в жизни получила таинственное послание. Она попробовала было вырвать свою руку, однако это ей не удалось. Пятидесятилетней Михаил Алексеевич все еще оставался сильным мужчиной.

— Ну вы же врач — стесняясь, уговаривала его Ядвига Олизаровна — разве можно же так… вот так…

— Можно! — рьяно воскликнул Михаил Алексеевич — И не только можно, но и нужно! Я двадцать лет лечу Марию Сидоровну. Двадцать лет — и без результата. А я, знаете, не последний из врачей — Михаил Алексеевич с достоинством выпятил грудь — Ко мне даже профессора приезжают за советом. Но такого… такого… Мария Сидоровна, станем перед ней на колени! Да-да, на колени!

Ядвиге Олизаровне наконец удалось освободить свою руку.

— Ну, знаете — смущенно улыбаясь, говорила она — мне еще ни разу не целовали рук.

Неожиданно она смолкла и начала всматриваться в Михаила Алексеевича каким-то странным взглядом.

— Скажи-ка — спросила она почему-то сразу охрипшим голосом — скажи, не приходишься ли ты родней Петру Кравчуку?

— Что? — эхом отозвался врач — Ах, да. Моего деда действительно звали Петром. И фамилия его действительно была Кравчук. А вы что — его знаете?

— Как две капельки — прошептала Ядвига Олизаровна, с неописуемой болью и нежностью, глядя на озадаченного врача. — Вылитый Петрусь. Ой, что же это я! Прощайте!

И не успел никто прийти в себя, как ее уже не было в хате.

Первым опомнился Михаил Алексеевич.