Гости у нашего порога (СИ)

На следующий день о произошедшем побоище гудело всё село. Дуняша на работу не вышла, да оно и понятно — и в себя приходила, и порядок в доме еле-еле навела.

Не выспавшиеся и измученные Шестаковы, управившись по хозяйству, решили улечься пораньше, но ровно в полночь всё повторилось сначала. Опять жуткий рев и опять невидимый изверг избивал беззащитную жертву.

Утром, выгнав коров, вторую ночь не высыпающиеся соседки — тетка Фекла, бабка Анисья и Серафима собрались вместе:

— Надо бы Дуне-то из дома уходить! А то ведь замучает насмерть лукавый, а нам отвечать придется! — был всеобщий вердикт.

Времена были страшные. НКВД свирепствовал, и за меньшие провинности люди пропадали в лагерях бесследно. А толковать безбожной власти про Анчутку было бесполезно.

— А куда уходить-то? — вздохнула Серафима, — в летней стряпке у нас не проживешь! В доме и без неё теснота — ребятам уроки делать негде.

— Свободных изб в селе нет, — отмахнулась веткой от комара тетка Фекла, — а в постоялицы кто же осмелится бесноватую запустить?

— Не с того края, бабоньки, за дело беретесь, — заметила бабка Анисья, — не Дуньку прятать надо, а Анчутку от неё отвадить! Поп нужен!

— Может, и нужен, да где ж его взять-то? Во всей округе ни одной действующей церкви нет!

Постояли, повздыхали, но так ни к чему и не пришли. Да и времени не было долго толковать, да рядить о судьбе несчастной Дуняши — летняя страда, каждая минута на счету.

С вечера Дуня все-таки улеглась спать в стряпке Шестаковых, и ночь прошла спокойно. Соседи облегченно перевели дыхание, но вскоре выяснилось, что расслабились они рано.

В тот день ужинать Шестаковы сели поздно. Серафима, до сумерек проработав в поле, решила быстренько — на "скорую руку" испечь блинцов.

Вся семья собралась вокруг аппетитно благоухающей стопки, когда неизвестно откуда — прямо из воздуха брызнула вода и на блины. Те сразу же превратились в нечто неудобоваримое, и Шестаковы остались без ужина.

— Здесь он — Анчутка-то! — злорадно заявила бабка Фрося, — теперь начнет озоровать, никому покоя не будет! А нечего было бесноватую в дом привечать! Я же говорила вам, непутевым, я предупреждала….

— Да хоть вы-то, мама, не травите душу! Ерунда всё это! — рявкнул обеспокоенный Федор.

Но когда в последующие дни одна за другой в стряпке разбились все крынки, терпение лопнуло и у него.

— Я тебя у бригадира отпросил, — заявил Федор жене как-то вечером, — с утра собирайся! До "большака" тебя Иван Ильич довезет, а дальше на попутках в область подавайся. Там, говорят, церковь действующая есть. И хотя я во всю эту нечисть не особо верю, поговори с попом-то, как нам от такой беды избавляться?

Добралась Серафима до областного центра уже ближе к вечеру, а пока нашла церковь и вовсе смеркаться начало. И все же женщине повезло — батюшка оказался на месте. Вместе с каким-то ветхим старичком они перестилали полы.

— Служба закончилась, дочь моя, — прошепелявил священник, придерживая зубами гвозди, — с утра приходи!

— Ох, да у меня другое!

— Так чего же тебе, болезная, — осведомился старичок, окинув взглядом измученную непростой дорогой женщину, — какая боль-беда в храм привела?

Серафима присела на скамью, вытянув гудящие ноги, и рассказала этим людям, что творится в её деревне.

— Свекровь говорит, что это Анчутка озорует, — задумчиво заметила она, — может и так, но покоя от него всей улице нет!

Священник с помощником не сразу среагировали на её рассказ, продолжая свою работу. Уставшая женщина даже вздремнуть успела под монотонный перестук молотков.

— Здесь, в приделе переночуешь, дочь моя, — предложил ей батюшка, — мы всё равно всю ночь работать будем. Завтра службу отстоишь, и в обратный путь. Подумаем, как тебе помочь…. Жди!

С тем Серафима и вернулась в родное село.

— Ну? — подступился к ней муж, — что поп сказал?

— Ждать велел!

— Да чего уж ждать-то? Скоро ни одной целой миски в доме не останется, и Дуньку Анчутка стал уже среди белого дня избивать!

И действительно, бедную юродивую нечистая избила прямо на заготовке дров в лесу. Вся деревня видела, как некто невидимый наносил удары, а что толку-то? Как помочь женщине они не знали.

У Федора совсем сдали нервы, и он объявил, что уходит из дома:

— Как бирюк, в норе буду жить, но пока эта нечисть здесь шляется в дом больше ни ногой!

— Куда это ты собрался, малахольный, — подозрительно прищурилась бабка Фрося, — уж не к Маньке ли Ремизовой? То-то тебя около её плетня видели!

— Да как же так, — залилась слезами Серафима, судорожно цепляясь за мужа, — да что ж я одна с ребятишками делать-то буду?

— Это ты юродивую привечала, — закричал муж, — вот и думай, что делать!

Сама же Дуня сидела на земле у плетня и тоже горько плакала — и от побоев, и от жалости к соседке, и от чувства вины. Голосила, и гладила ластящегося Полосатика:

— Один ты у меня остался! Одна надежда и опора!

И вот в эту сумятицу и ворвался тихий голос незнакомца:

— Мир вашему дому!

На пороге дома Шестаковых стоял тот самый старичок, который помогал городскому батюшке полы чинить. В руках у него был небольшой узелок

— Это ещё кто? — нахмурился Федор.