У дверей Крат неожиданно затормозил и обернулся, пытаясь поймать взгляд той, которую он до этого вечера знал под именем Така. Конечно, на самом деле её звали как-то иначе – у охотников имена обычно звучат куда жёстче, их диалект не любит гласных. Но сейчас это значения не имело. По разным причинам я никогда не вдавался в дискуссии о том, могут ли в таком возрасте молодые любить – или они только думают, что могут. И сейчас я не стал участвовать в этом вечном споре – повелительно взмахнул рукой, и дверь за Кратом и Сатти захлопнулась.
По вечерам в Шнерсе, на окраине города, тихо – были отчётливо слышны их шаги по дощатому настилу во дворе, потом заработал мотор моего джипа, затем белёсый меловой гравий захрустел под колёсами… И вот всё стихло.
– Чего ждём? – спросила вдруг Имет.
– Они не должны видеть, что мы будем делать… – всё так же, себе под нос, сказал Ута-младший.
– Почему? – моя Имет всё никак не могла настроиться на волну истинного хода вещей.
– Их же бить будут…
– Но они ведь знают про Выселки…
– Но они не видели! – поддержал брата Ута-старший. – Могут предположить. А это – большая разница для полиции…
– Классно мы живём, – пробормотала Виниви, дочка полицмейстера. Она вышла наконец из своего угла, подошла ближе и встала рядом со старшим братом Ута.
Её духи имели совсем другой аромат. Запах был терпкий, сладковатый. Словно немой вызов кому-то или чему-то. Кому, чему?
– Ну, ребята, – сделав глуповатую морду, я развёл руками, – чтобы восстановить общественную мораль, моего пистолета недостаточно. Что он может? Только пулять да затвором двигать, чтобы патрон не заело… Вот и вся его мораль!
Этой фирменной солдафонской шуткой, услышанной от моего друга Стаки, я пытался развеять напряжённость. Но шутки они не приняли.
– Вот всё и остаётся на уровне пистолета… – серьёзно сказал мне в ответ Ута-старший.
– Но хоть что-то… – машинально пробормотал я, лихорадочно пытаясь переключить свои мысли на то, чтобы снова просчитать в уме свои последующие шаги.
– Да, хоть что-то, – отозвался Ута-младший и потрепал притихшую Имет по плечу.
Така, девушка из расы звёздных охотников удм, с интересом смотрела на нас, планетян.
Наперегонки с рассветом
Погоня! Если послушать Сержанта, то хорошая, настоящая погоня – это всегда следствие крупных упущений в подготовке операции. У меня в этом смысле было оправдание: вся эта операция с самого начала была чистейшим экспромтом.
Шестеро стояли в захламлённом коридоре моего старого дома – изобличённая гостья из космоса по имени Така, братья Ута, полицмейстерская дочка Виниви, моя падчерица Имет и я. Тусклая запылившаяся лампочка, свисающая с потолка… Это была исходная точка. Все ждали, что я буду делать дальше.
А ещё Сержант говорил, что выиграть может только тот, кто в самом начале погони думает о том, что будет в конце. И что главный фактор в погоне – это время. Он учил правильно выбирать шкалу времени, уметь определять момент, когда погоня закончится в любом случае. И в первые же минуты нужно решить, что за роковой момент маячит в конце – запас энергии в твоей машине ограничивает время движения, или время подъёма по тревоге полицейских подразделений на трассе… Я был прилежным учеником. Я сразу понял, что ограничивает меня в этот раз – рассвет! Моё время было только до восхода солнца. Ни один полицейский катер не имеет ночного канала наблюдения – это я знал точно. Но они могут подняться в воздух, как только небо посветлеет. Лишь до этого момента можно было играть в кошки-мышки. До Космодрома, если учесть крюк до Выселок, – почти тысяча километров! И уже девять минут одиннадцатого… Согласно моему наручному навигатору, солнце встанет ровно через восемь часов… А светать начнёт на полчаса раньше – вот и считай! Тысяча километров… Наш катер, приписанный к адвослужбе, ещё на прошлой неделе улетел в столицу на ремонт… Выезд из города и стрелка Шоссе уже почти наверняка перекрыты… Но всё это частности. Весь вопрос был только в том, кто успеет к Космодрому раньше – мы с косможительницей или рассвет. Моим единственным союзником была ночная тьма.
– Выключи свет! – приказал я Имет.
Мы ещё постояли какое-то время в тяжёлом, застывшем мраке коридора – я ждал, пока глаза у всех привыкнут к темноте.
– Слушаем внимательно. Никто не спорит, – начал я тоном, не терпящим возражений. После такой прелюдии можно было продолжать и без пауз, но я всё-таки сделал паузу для пущей убедительности.