Гостья из прошлого

— У нас в провинции это будет бомба. В «Спуске» такого отродясь не публиковали, — напористо возразил Владислав.

Напористым он оставался в любой ситуации. После армии ему довелось поработать на горно-металлургическом комбинате и поколесить по стране. Московский литинститут Локтев окончил матерым человеком, по ходу своих странствий дважды женился и дважды развелся. В писатели был принят, по прежним меркам, неприлично рано — до тридцати лет. Меня как журналиста со скромным опытом подобные достижения впечатляли. К тому же мне нравилась его манера письма.

— Назначу тебя редактором отдела, — посулил он.

— Какого?

— Публицистики.

В тот момент я не мог похвастать кучей предложений от других СМИ, поэтому мы ударили по рукам. За что и хлопнули по рюмке водки на холостяцкой кухне у Локтева, заев рисовой кашей с мясом. Готовил он сам, облачившись в замызганный фартук, и получалось вкусно.

Всё вроде было ничего, но на нас свалилась убийственная весть…

Со свойственным ему новаторством Владислав решил расширить круг авторов журнала. Поэтому произведения на тему эротики нам понесли разные люди. Я как раз вычитал рассказ известного в городе художника-карикатуриста про акупунктуру, которая сказочно повысила мужскую потенцию героя, и приступил к новелле о безответной любви к резиновой женщине. Новеллу сочинил реальный писатель и лауреат нескольких премий, отвечавший в журнале за отдел краеведения. О том, что он балуется такими темами, я ни за что не подумал бы.

В этот момент дверь моего кабинета распахнулась. Под потолком зашуршали отставшие от стен и выцветшие до почти полной прозрачности древние обои. Ремонт здесь, пожалуй, делали примерно в конце шестидесятых.

— Сидишь? — войдя, спросил Гена Филимонов.

— Тружусь.

— На, держи за труды.

Он швырнул поверх рукописи об иглоукалывании книжицу в мягкой обложке, сам без церемоний взгромоздился на край стола. Под ним опасно заскрипело. В Гене было сто с лишним кило.

— Разломаешь мне мебель, — сказал я.

— И так одни дрова.

Открыв наугад Генин подарок, я наткнулся на строчки:

Я умру на заре, не спеша и печально,

Я уеду от вас на лафете комбайна…

— Что это?

— Вся враждебная фракция обсуждает. Дубосеков издал.

— На свои?

— Держи карман шире.

Очень давний член Союза писателей Василий Дубосеков был конкурентом Локтева на выборах главного редактора. Проиграв, озлобился и затаился у себя в отделе критики. Любопытно, что Владислава он раньше воспринимал вполне положительно, даже давал ему рекомендацию при вступлении в Союз. Их отношения пошли прахом после памятного голосования, где поэт-критик возмущался и требовал пересчета бюллетеней.

Взявшись исследовать выходные данные, я прочел: «Автор благодарит депутата областного Совета Матвея Николаевича Евсеева за дружескую помощь при подготовке сборника». Евсеев рулил филиалом банка «Агро-кредит» и обожал эпатировать публику пиджаками и галстуками умопомрачительных расцветок. Ни для кого в редакции не было секретом, что Дубосеков с его сторонниками таскают кляузы на Локтева именно в депутатскую обитель.

— Нам бы какого-нибудь спонсора.

В ответ на мою реплику Гена скорчил неопределенную гримасу.

— Сахар-то продается?

Вместо ответа Гена скорчил другую гримасу, не оставлявшую сомнений. Он заведовал отделом распространения, а поскольку распространять пока было нечего, мотался в пригородный район, на сахарный завод, где брал мешки этого продукта под реализацию. Мешками был заставлен весь его отдел с примыкавшей к нему кладовой. Предполагалось, что сей незатейливый бизнес поможет журналу выжить. Гену я знал по недолгой общей работе в одном еженедельнике. План по строчкам корреспондент Филимонов хронически проваливал, зато не имел себе равных по части выдумывания разных баек.

— Ты у Влада был? — задал я следующий вопрос.

— От него иду. Дрянь дело, помещение отбирают.

— Кто?

— Мэрия.

Я присвистнул.

Редакция «Спуска» находилась в самом центре, до резиденций мэра и губернатора отсюда было рукой подать. Здание числилось памятником истории и культуры, ибо в нем когда-то заседало дворянское собрание, а затем располагался штаб Буденного. Трехэтажный старинный особняк с белыми львиными мордами на зеленом фасаде без тревог и потрясений пережил первые годы приватизации, но сейчас, похоже, пробил и его час. Наивно было уповать, что лакомый кусочек недвижимости проскользнет мимо состоятельных ребят.

— Откуда знаешь?

— Из надежного источника, — авторитетно сказал Гена.

— Как же памятник?

— Изменить статус — раз плюнуть.

— Взамен дают что-нибудь?

Гена вкратце рассказал, что хотят дать. Журналу светила жилплощадь вдвое меньше, в обшарпанном желтом строении за автовокзалом. Я знал, где это, ездил мимо него на прошлую работу. «Там собес, их отселяют», — пояснил он. До центра оттуда было полчаса на троллейбусе.

— Что Влад говорит?

— Драться будем.

Критик-поэт Дубосеков брезгливо поморщился и, глядя мимо главного редактора в пустой угол, произнес будто нехотя:

— Владислав Иванович сгущает краски, как обычно.