Аннигиляционный взрыв разнес корпус 5а в пыль, на его месте образовался котлован диаметром в сто и глубиною в двадцать метров с отвесными стенами и плоским дном, а спустя 17 секунд сработала система возрождения и на дне котлована возникла капсула с заключенной в ней лабораторией Корнелия.
Восстановление было быстрым и безболезненным, но с тяжелым осадком, как будто каждый очнулся после кошмарного сна. А сон этот и впрямь был кошмарным, и проснуться пришлось в той позе, в которой застало небытие. Кто лежал на полу, кто под столом, кто на опрокинутом стуле, задрав в потолок ноги, кто навалившись грудью на стол. Мрачно задвигались, заперхали, засопели, застучали, вставая.
Итак, лаборатория, как и положено, возродилась. Прочие службы, населяющие корпус 5а, увы, почили в бозе.
Исчезли навсегда не внесенные в реестр возрождаемых Игорь Попов, Матиус Фраст, преданная Фрасту троица и охранники.
Корнелий помнил всё до того момента, когда он, объятый пламенем, рухнул рядом с отключенным генератором антиматерии. Не вышло, значит, отключить. Слава Богу, в хронояму не вбухались, а то бы вся эта бодяга с погружением завязалась по-новой. «К черту, — подумал он. — Оборудование, записи, расчеты — всё к черту, чтобы и следов не осталось. Доигрались».
Кряхтя, он поднялся с пола. Ребята окружили его, молодые, встревоженные, понимающие, что сейчас лучше помолчать.
— А я ведь так и не знаю, кто это такой — Игорь Попов, — сказал Корнелий. — Знаю только, что из двадцатого века.
И добавил:
— Шабаш, ребятки, финиш. Что-то мы делаем не то.
Надрывно гудела сирена на административном корпусе, и уже в воздухе парил хищный черный ракетоплан-ликвидатор из эскадрильи Комиссии по Чрезвычайным Ситуациям, ранее вызванный Фрастом.
Глава 14. Все крючки пусты
Давненько Толян не испытывал такого блаженства. Всё как-то дела, суета, в качестве расслабухи — шнапс, что называется «не до сук», а тут такая девочка попалась, умеющая так завести, что всё у Толяна стояло дыбом. Рано, видать, списал он себя в старики, был еще порох в пороховницах, просто не те раньше попадались, не те.
Зинаида, наконец-то нашедшая классного партнера, долго была ненасытна, но именно она первой запросила пощады.
Толян принес два бокала с холодным шампанским, и они, болтая и хихикая, выпили его. Подушки были огромные, толстые, сидеть в кровати, опираясь на них спиной, было одно удовольствие. За распахнутым окном было светло от рекламы, сна не было ни в одном глазу. Толян еще сгонял за шампанским.
Зинаида взяла бокал, отпила, охнула вдруг и, сказав «Тошнехонько что-то», обмякла. Бокал вывалился из ослабевшей руки, залив шампанским простыню. Секунды через две раздался звук, с которым пробка покидает бутылку, и Зинаида исчезла.
Потрясенный Толян посмотрел на часы. Было час пятнадцать.
— Это что же это? — пробормотал Толян. — Это зачем это?
И, поняв, что ничего не вернешь, с диким ревом метнул свой бокал в стену…
В час пятнадцать же со своей кровати исчез стонущий во сне Степан Буханкин, которому снилось, что Зинаида изменяет ему с Антоном Шепталовым.
Оба, и Ремизова, и Буханкин, вернулись в свой 1937 год, где в это время, так совпало, также была ночь. Буханкин, которого перенесло на не разобранную постель, так и не проснулся, а Зинаида, придя в себя в жалкой конуре на выщербленном полу, мигом всё поняла и заплакала тоненько и тоскливо, кусая кулак, чтобы не завыть. Всё-всё: и Толик, и золотишко, и безбедная жизнь, — остались там, в девяносто девятом…
Антону Шепталову снилась Маша. Была она в синем сарафане, обнажавшем её точеные смуглые руки. Маша счастливо улыбалась, показывая белые зубы, и что-то говорила ему, Антону, что-то очень хорошее, от чего замирало сердце.
Потом вдруг он почувствовал, что за спиною у него ничего нет, что там пропасть, и что какая-то непреодолимая сила властно толкает его в эту бездну. Он балансировал на краешке, боясь оглянуться, еще мгновение — и всё, но тут Маша протянула ему руку. Антон вцепился в неё, как утопающий в соломинку, веря и не веря в чудо, однако рука была тверда.
Антон проснулся с колотящимся сердцем. За окном была тишина, в ушах стоял чей-то крик, часы показывали час шестнадцать…
Исчезла низвергающаяся в бездну прошлого капсула, и неведомый механизм равновесия вернул всех в свои времена.
Бершонцам с их слугами-карликами не понадобилась даже Служебная Вертикаль.
Шепталова, впрочем, сия участь миновала…
Утром Маша поднялась тихо-тихо, чтобы не разбудить спящих Светлану и Кольку. Быстро умылась, оделась, съела бутерброд с ветчиной, выпила чашку кофе, вымыла посуду и села писать записку.
«Света, — написала она. — К жизни тунеядца надо привыкнуть. Буду привыкать постепенно, а пока отправлюсь на работу. Что-то во мне есть от тягловой лошади, тянет, понимаешь ли, пахать, хоть ты тресни. Но я непременно исправлюсь, дай срок. Ешьте всё, что найдете в холодильнике. Запасной ключ от квартиры рядом с телефоном, это на случай, если потребуется выйти. Не исчезай. Мой рабочий телефон… Маша».
Записку она оставила на кухонном столе.