Государь

Остаток чаепития прошел чуть ли не в траурном молчании: девушки тихо попрощались и даже не стали докучать напоследок царевне мелкими просьбишками — будучи полностью погружены в тягостные размышления о несправедливости бытия. Хотя той же Еуфимии Старицкой, или Марфушеньке Захарьиной-Юрьевой сетовать было откровенно грешно: место государевой невесты им бы не досталось в любом случае, по причине слишком близкого кровного родства с женихом. Однако такие мелочи русских и литовских знатных девиц не волновали, а вот столь откровенная радость подлых радзивилих — очень даже!!! Еще и потому, что — как только одна из сестер повенчается с правителем Литвы, вторая тут же станет самой желанной и выгодной невестой и в Великом княжестве, и Русском царстве!.. А как же тогда они? А им хороших женихов⁈ Так и ушла свита, напоминая лицами и настроением небольшую грозовую тучу…

— Мр-мр-мрм-мрям-мр!..

Одна лишь гепардиха осталась равнодушна к девиьим страданиям: разомлев под ласковыми пальчиками хозяйки, кошка тихонечко портила-царапкала когтями подложенный под стол старенький тебризский ковер.

— Дуня…

— М-да?

— А что, наставник и в самом деле?..

Фыркнув так, что Пятнышко от неожиданности на миг перестала мурлыкать-тарахтеть и озадаченно дернула хвостом, царственная рюриковна сначала словно бы к чему-то прислушалась, затем достала особой вилочкой из малой шкатулочки кусочек сырого мяса для обрадовавшейся угощению кошки. И лишь после всего этого вполголоса поинтересовалась у младшей подруги:

— Напомни мне, кто повинен в смерти прабабки моей, Великой княгини Литовской?

Без нужды наморщив гладкий лобик, красивая брюнеточка уверенно ответила:

— Род Кишка герба «Дубрава» — его представитель донес о намерении Елены Иоанновны отъехать домой, в Москву. Род Комаровских герба «Доленга» — Ян Комаровский хранил казну Великой княгини, и не отдал ее. Рода Остиковичей, Гаштольдов и Радзивиллов…

Моргнув, Аглая совсем тихо продолжила:

— Повинны во множестве притеснений, и подлом отравлении Елены Иоанновны. Ныне род Гаштольдов пресекся, ему во всем наследуют Сапеги. Тако же виновен венгерский род Запольяи: польская королева Барбара, рожденная в сем роду, открыто приняла и присвоила имения и богатства покойной Великой княгини Литовской.

В ярких зеленых глазах зажглось немое понимание.

Дин-динь-динь!!!

Отзываясь на звонкий голосок небольшого серебряного колокольчика, дернули ушами медельяны, а затем из дальнего дверного проема ненадолго высунулся подстолий, которому Евдокия выразительно указала на свой чайничек с безнадежно остывшим взваром. Да и оставалось там его… Даже бы и на полчашки не набралось. Несколько минут две девушки сидели во вполне уютном для них молчании, пока на галерею не вышла светловолосая тезка брюнеточки: Аглая Белая осторожно несла подносик с новым чайничком и блюдечком, на котором высилась небольшая горочка отборнейших шоколадных конфет. Пройдя мимо бдительно принюхивающихся кобелей, доверенная челядинка царевны сноровисто освободила подносик, сдвинув ненужную посуду чуть в сторонку: со скрытым злорадством покосилась на внезапно побледневшую в прозелень черноволосую выскочку, легко поклонилась и ушла, так же спокойно миновав бдящую псовую заставу.

— Тц! Ну и зачем ты открылась? Знаешь ведь, как Аглайка тебя «любит». Ты бы еще во время чаепития такое утворила: вот бы все посмеялись, глядючи, как тебя через перила полоскает!

Сглотнув и побледнев еще больше, Аглая через силу выдавила из себя:

— Сглупи-ила…

Уцепившись за протянутую ей руку, зеленоглазая страдалица на глазах начала приходить в себя.

— Эмпатия не терпит небрежения: ты только-только научилась со-чувствовать, для тебя сейчас опасна любая сильная эмоция — а ты?

— Я-а держу щиты, но иногда забыва-аюсь…

Налив свободной рукой в кружку согревающий и восстанавливающий силы отвар, дева царской крови буквально впихнула ее потихонечку приходящей в себя подруге-наперснице.

— Пей. Еще пей, не меньше трех глотков!

Отставив ополовиненную кружку и длинно выдохнув, зеленоглазка слегка обмякла, позволяя себе минутку слабости.

— Вот я Мите-то скажу, как ты с голым разумом по дворцу разгуливаешь!..

— Н-не надо, я исправлюсь… Дуня, а как ты?

Несмотря на краткость вопроса, царевна прекрасно все поняла.

— Ну-у, примерно так же. Братья по-очереди со мной сидели, а я делала вид, что болею и никого не хочу видеть… Двух нянечек тогда выгнали — такие противные оказались, внутри словно склизкие и напрочь гнилые…

Внезапно хихикнув, Евдокия «утешила» подружку:

— Ванечке вообще пришлось три седьмицы безвылазно торчать в самой глухой келии Кирило-Белозерской обители — на одном хлебе и воде, пока он не начал Митю чуять! Гм, правда и щиты у него теперь, замучаешься пробивать…

Налив отвара и себе, царевна ненадолго задумалась, а затем чуть возвысила голос:

— Полкаша, иди ко мне!

Один из кобелей тут же подскочил и аккуратно приблизился, умудряясь разом — и преданно заглядывать в лицо призвавшей его, и умильно коситься на блюдо с остатками выпечки, и принюхиваться к «мясной» шкатулочке.