Государь

Духарев выбросил кулак. Не вставая. Но – точно. Яроша снесло с лавки. Он еще ворочался на земляном полу, когда в дом влетели гридни. На шум.

– Всё в порядке, – успокоил их Сергей Иванович. – А ты, смерд, больше не забывай: обращаться ко мне следует – «князь». Или – «господин». Отправляйся и сделай что велено.

– А если мудрый не придет… князь? – потирая скулу, проговорил Ярош.

– Если мудрый – придет, – отрезал Духарев. – Беги!

– А не удерет? – озабоченно поинтересовался Равдаг. – Может, наших за ним послать?

– Нет, – качнул головой Духарев. – Тут родовичи его. Своих он не бросит. Ярош – человек чести. Жаль, что пришлось с ним так обойтись.

* * *

– Сновид. Так меня люди зовут.

Духарев кивнул. Оглядел жреца с ног до головы. Серьезный дед. Ведун небось? Ишь прозвище себе какое взял… Многообещающее. А страха – ноль.

– Не боишься меня?

– А чего мне тебя бояться? Иль я за Кромку не хаживал?

– А ты – хаживал?

Седовласый язычник не ответил.

– Сновид, значит? – Редкий случай, когда Духарев не знал, за какое место зацепить собеседника. – А на гуслях играть умеешь, Сновид?

– А надо?

– Было бы неплохо. Песню я одну хочу послушать.

– Ужель князю других певцов не найти?

– Этой песни они не знают.

– Дай угадаю? – предложил дед. – Хочешь послушать, как сынок твой со стрелой встретился? Так не ко мне обратился. Песню эту тебе, может, соловей пропоет… Если ты того соловья отыщешь.

– Неверный ответ, – проворчал Духарев. – Еще раз попробуй.

– Ответ как раз верный, – спокойно ответил жрец. – А худого ты мне не сделаешь. Ни мне, ни богам моим. У тебя своя дорога, у меня – своя. И обеим еще конца не видно.

– Сварог, Стрибог, Хорс… Кого из них ты кормишь, Сновид?

– Всех, – ответил старец. – Богов, вишь, как зверей в лесу. Много. И всех уважить надо.

Меньше всего Духареву хотелось затевать теологический спор. Но кликнуть гридням, чтоб взяли деда и на угольки поставили, язык не поворачивался. Да и бесполезно это, похоже. Сергей Иванович сообразил, кого напоминает ему повадкой и речью беловолосый дедушка. Рёриха покойного.

– А ведь ты – из воинов, старый, – сказал Духарев.

Жрец удивился. Нахмурил кустистые брови, разглядывая Сергея Ивановича более пристально, чем раньше. Особым взглядом…

– Ну? – насмешливо произнес Сергей Иванович. – Интересно?

– Да, – согласился старец. – Таких как ты, раньше не встречал.

– А ты за Кромку сходи, – предложил Духарев насмешливо. – Может, там знают?

– Пить хочу, – неожиданно объявил жрец. – Дашь воды мне?

– На, – Духарев отстегнул от пояса флягу с венгерским. – Пей.

Дедушка пригубил. Сначала символически, но, распробовав, удивился, хмыкнул и приложился основательно.

– Давненько я такого не пивал, – заметил он, возвращая флягу.

Нет, не ошибся Сергей Иванович. Не простой это дедушка.

– Ты меня уважил, – веско уронил беловолосый. – И я тебе за это совет дам добрый. Не ищи, князь, тех, кто сына твоего обидел. Найдешь – навеки останется он калекой.

Перевел взгляда на Яроша, велел:

– Князя слушай. Повезло тебе с ним.

Развернулся и зашагал прочь.

И что интересно: Духареву даже в голову не пришло его остановить.

Может, потому, что он подарил Сергею Ивановичу надежду?

* * *

А в Киеве праздновали жатву. С воинскими играми и вольными забавами. С любящимися на межах парами, с хмельными пирами, скоморошьими плясками и гуслярскими былинами о прежней и нынешней славе. Праздновали все, включая великого князя. Несмотря на явное неодобрение главного ромейского епископа. Впрочем, жертвы старым богам не приносили. В Киеве.

Часть четвертая Вера и верность

Глава 1, в которой становится очевидно, что ложь, коварство и предательство в государственных масштабах – это и есть политика

В Киеве цвела весна. Первая весна, приветствуемая звоном колоколов, пусть небольших, деревянных, но всё же – церквей. Первая христианская весна на Руси.

С весной пришли первые гости с юга. Из Тмуторокани. От угров. От булгар… А также – из Византии. Прямо из императорского дворца.

Василевс Василий делился с крестником добрыми новостями. Порядок в империи восстановлен. Последний предводитель мятежников, освобожденный из заключения после смерти своего противника-союзника-тюремщика Варды Фоки, Склир собрал было новую повстанческую армию, но Василий решил дело миром. Мятежный Склир с благодарностью принял великодушное предложение императора, присягнул василевсу, распустил войско и удалился на покой. Тоже понятно: годков бывшему доместику схол было уже немало.

В общем, всё хорошо нынче в Константинополе, оптимистично сообщал крестнику василевс. Вино – рекой, злато – мешками, пшеница – в человеческий рост. С Божьей помощью, разумеется. А как у вас?

А у нас, как говорится, только квас.

– Что-то я не понял, – произнес Владимир, когда Духарев закончил чтение послания. – Что же брат мой не написал, когда мне ждать мою невесту Анну?

– Я бы на твоем месте, княже, спросил не когда, а ждать ли?

– О чем ты? – насторожился Владимир.