До рассказа Первухина о поступке австрийского офицера я планировал просто совершить наскок на стратегически важный город. Покуролесить там немного, чтобы оттянуть на себя наступающие германские дивизии, и, не вступая с ними в большое сражение, раствориться в австрийском тылу. И уже там перейти к первоначальному плану – рейды небольшими подразделениями. После наскока на Ковель я собирался вместе с мехгруппой вернуться в Житомир и конкретно заняться отправкой эшелонов с продовольствием в Петроград. С рейдами кавалеристы справятся и без меня, а координировать все это дело можно и по радиосвязи. А сейчас у меня возникла мысль, что если у австрийцев такие офицеры, то грех этим не воспользоваться. Если удастся взять Ковель, то нужно попытаться его удержать, дав бой германцам. Сил, конечно, маловато, но они будут атаковать узкими клиньями, вдоль железных дорог. Жалко, пехотных подразделений и артиллерии очень мало, чтобы наглухо перекрыть эти коридоры. По существу, из пехоты имелись только подразделения Осетинской пешей бригады, а из артиллерии 9-й конноартиллерийский дивизион и 8-й Донской казачий артиллерийский дивизион, входящий в состав Туземной дивизии. А этих сил очень мало, чтобы остановить хотя бы одну германскую пехотную дивизию. Остается импровизировать. Постараться сформировать из русских пленных, содержащихся в обнаруженных нашей разведкой австрийских лагерях, хотя бы несколько пехотных батальонов. Таких лагерей разведчики обнаружили два. Один совсем у нас под боком – на станции, второй, где содержалось несколько тысяч человек, на северной окраине Ковеля. Когда разведчики обнаружили лагеря военнопленных, у меня еще тогда возникли мысли непременно освободить попавших в плен русских военнослужащих и попробовать некоторых из них вовлечь в партизанские действия против австро-венгров. Должны же быть люди, которых плен и ужасные условия содержания в нем не сломали, а настроили резко негативно к захватчикам. Они готовы мстить австрийцам за те унижения, которые испытали в плену. Исходя из этого, я из офицеров штабов обеих дивизий создал особую группу, которая занималась только этими лагерями. Планировала операцию по освобождению пленных, а также дальнейшие мероприятия по их реабилитации. До сегодняшнего дня я не думал использовать пленных как обычных солдат пехотных подразделений. Как партизан, нападающих на противника неожиданно и не ведущих с ним продолжительного и упорного боя, вот это в моих мыслях было, а надеяться на стойкость солдат, уже один раз сдавшихся в плен, не было в моем подсознании. Не было полного доверия к подразделению, состоящему из бывших пленных. Но обстоятельства заставляли и бывших пленных привлечь к делу спасения родины. А я именно так начал воспринимать вопрос взятия Ковеля. Если мы его возьмем и удержим до подхода войск Юго-Западного фронта, то военная ситуация резко поменяется. Уже австро-венгерская армия начнет разваливаться, а германские войска, лишившись подвоза боеприпасов и продовольствия, попадут в очень тяжелую ситуацию. Придется им по слякоти и бездорожью пробираться на запад. Вот тут мои кавалеристы порезвятся, превратив отступление тевтонов в нечто похожее на бегство французов из Москвы в 1812 году. Одним словом, нужно формировать из пленных пехотные батальоны, а чтобы повысить их стойкость к атакам германцев, разбавить личный состав перешедшими на нашу сторону сербами и чехами. В добровольческой бригаде Тито уже почти пятьсот бойцов, вот на ее основе и сформировать пехотную дивизию. Когда захватим станцию, трофейного вооружения и боеприпасов будет полно – хватит хоть на три полнокровные дивизии. Сербы и чехи ненавидят Австро-Венгрию, умрут, но не сдадутся, ведь каждый из них знает, что если он попадет в плен, то его однозначно повесят как предателя.
Пока я размышлял о первоочередных действиях, чтобы реализовать возникшую идею по формированию пехотной дивизии, Первухин продолжал рассказывать, о том, что он делал после вскрытия сейфа. Мой денщик не стал ожидать меня, сидя на набитых документами и деньгами мешках, а, попросив ефрейтора Никонова посмотреть за имуществом великого князя, направился осматривать территорию, примыкавшую к штабному бункеру. В основном речь Первухина служила лишь фоном для моих размышлений о будущих действиях, но я всецело сосредоточился на словах Димы, когда он предложил:
– Михаил Александрович, а что, пленные будут всю ночь на этой площади стоять? Половина ведь передохнет – холодно, да и дождь опять намечается. Тут недалеко стоят казармы – можно пленных там разместить. И им хорошо, да и охрана может расположиться с удобствами. Там даже гальюны имеются в каждой казарме. И не простые, а с водяным смывом. Казармы большие, двухэтажные – в одну можно всех пленных согнать и еще место останется.
– В пустой казарме, говоришь, пленных содержать? Идея, конечно, интересная, но в казармах окон полно, и австрияки, когда очухаются от неожиданности, могут через них убежать. Слишком много людей придется отвлекать на охрану пленных.