Государь Руси

Да, для Николая I это был очень непростой шаг. Он ведь стремился укрепить Папский престол. Но Ярослав ему «намекнул», что если он не уймет свою гордыню и не сделает то, что ему говорят, то наш герой заглянет в гости. И даже гунны в своих могилах удивятся его «чудесам» в древнем городе. Но главное все полученные Папским престолом города в Италии отойдут светским правителям.

Учитывая, что эти требования Ярослава нашли живой отклик в душе всех остальных участников Пентархии, то Папа был вынужден согласиться. Повторить судьбу халифа и приезжать в Константинополь пленником он не хотел. Тем более, в том, что Ярослав умеет брать большие города, ни у кого сомнений не было. И полностью опустошенная Александрия, которую ныне спешно заново заселяли греки, тому прекрасный пример. А ведь она до нападения была более населенным городом чем Рим…

Следом за покаянием Николая пришлось «посыпать голову пеплом» уже Фотию. Но уже совсем по другому вопросу. И тут Ярослав был еще более последователен и принципиален, нежели в вопросах латинской епархии.

Патриарх Константинополя был вынужден публично заявить о порочности так называемой «Симфонии». Суть этой «штуки» была проста и, на первый взгляд, разумна. Но только на первый взгляд. «Симфония», грубо говоря, обозначала согласие церкви с властью, какой бы она ни была. Захватил заговорщик власть? Значит так и надо. Незаконно? Значит Всевышний ему помог. А потому и правильно все, законно. Что делало христианскую церковь на удивление ненадежным союзником власти. Особенно греческий вариант никейского обряда, которое впоследствии трансформируется в православие. Ну… сделал это в оригинальной истории.

В латинском христианстве эта самая «Симфония» была намного слабее представлена. Для среды германских варваров такие поступки церкви воспринимались очень остро. Но не суть. Главное Вселенский собор осудил «Симфонию» и утвердил новый принцип христианской церкви – «Легальность». Отныне церковь должна была выступать гарантом легальности правления. Чтобы предотвращать воровские захваты власти.

В том же «покаянии Фотия» и были озвучены эти самые принципы легального наследования. По сути, это был вариант поздней английской системы полусалической примогенитуры скрещенной с римской традицией завещания. То есть, наследные земли не дробились между наследниками, а получал их либо старший наследник, либо тот, кто был указан в завещании. Но только один человек. Остальные могли рассчитывать на наследование только движимого имущества. Плюс гарантировалось приданое для выходящих замуж девиц и юношеское держание молодых мужчин за счет старшего родственника.

Старшим наследником считался не только сын. Им теперь могла быть и дочь. По введенной церковью системе сначала старшинство передавалось от одного сына к другому, а потом, по завершению сыновей, к дочерям. И только после пресечения этого «гнезда», передавалось детям первого старшего наследника, пусть даже и давно усопшего. И далее все шло по тому же принципу. Исключение составляло завещание, которое могло принудительно придать старшинство любому члену рода. Причем приоритет был именно у завещания, а не у естественного права.

И это «покаяние» оказалось куда более важным, нежели «плач» Николая I. Хотя бы потому, что устанавливало единую систему наследования для всех христианских государств. Во всех делах от монархов до обычных крестьян. И церковь теперь выступала гарантом выполнения этих условий, а не приживалой, что прилипала к любому сильному. Особенно остро это было нужно Византии, где наследование власти было тем еще шоу. Из-за чего в империи чуть ли не каждое десятилетие происходили разнообразные шоу. Вплоть до убийства законного василевса его противниками в храме. С последующим освящением власти этих самых убийц.

Ну и в качестве вишенки на торте Вселенский собор распространил единый взгляд на брачный союз, утвердив так называемый «римский брак». Опираясь на институции Юстиниана, он трактовался теперь как некий светский союз, нежели религиозный[19]. Из-за чего законным он признавался, будучи заключенным по любому обычаю. При этом религиозные верования вступающих в брак отныне не имели никакого значения. Это было необходимо для того, чтобы устранить юридическую дыру во взаимоотношениях с народами иных верований. Формально. На деле же это открывало возможность для межконфессиональных браков в самом широком диапазоне. Прежде всего внутри разнообразных христианских деноминаций, каковых в IX веке было великое множество. Как признанных, так и не очень. Но и для остальных это было очень удобно.