Государева почта + Заутреня в Рапалло

Ататюрк начал с признательности, он сказал, что все доброе, что новая Россия сделала и делает для Турции, встречено с благодарностью, на взгляд Кемаля, это братская помощь. Вместе с тем президент склонен думать, что между двумя странами нет разногласий, как он заметил, по основным вопросам. Если говорить об опасности для Турции и России, то она, конечно же, порождена Германией. Однако что мешает той же Турции повести себя более непримиримо по отношению к Германии? Германский партнер выгоден Турции, и терять его, как полагает Ататюрк, нет смысла. Немцы — стоящие покупатели, как и продавцы.

В монологе Ататюрка все акценты были расставлены точно, и Карахан как мог пытался их воспринять.

Было очевидно, что Германия, обладающая традиционно сильными позициями в Турции, встала на путь немалых торговых контактов с восточным партнером. Это оказывало свое влияние и на президента. При всей своей сдержанности президент был восприимчив к тому, что можно назвать главенствующим знаком внешних отношений Турции. Вывод, к которому пришел в этих условиях Карахан, был единственно оправданным: если способна тут что–то сделать дипломатия, то дипломатия активная.

У знаменитой конференции в Лозанне, касающейся проливов, было свое продолжение, не было дня, чтобы эта проблема не вторгалась в дела посла.

Если говорить о привилегии свободного входа военных кораблей в Черное море, то она должна быть только у черноморских держав, именно так полагала советская дипломатия. Позиция эта была определена заботой о собственной безопасности. Было даже сказано: нельзя допустить, чтобы великую страну и впредь держали за горло. Быть может, фраза эта была не очень деликатна, но суть ее следует признать справедливой. Проблема Дарданелл требовала у посла постоянного внимания. Но не только Дарданелл, но и Кайсери, где русские строили большой текстильный комбинат для Турции.

Опыт подсказывал Карахану: ничто так не стимулировало отношений со страной и с людьми, которые творят ее современную историю, как живое дело. Таким делом живым был, возможно, текстильный комбинат Кайсери. Как ни далеко отстояло текстильное дело от компетенции посла, Карахан держал его в поле своего зрения. Дарданеллы и Кайсери — да, об этом именно тогда шла речь.

Вряд ли посол искал встреч с Ататюрком, но эти встречи происходили. У праздника новой турецкой авиации было здесь свое звучание и свой колорит, свойственная Востоку броскость красок сочеталась с новизной авиационного действа. Своеобразными постановщиками этого действа были советские летчики, молодую авиацию Турции пестовали они. Уже по этой причине русский посол был в центре внимания присутствующих на празднике. И, разумеется, президента. Ататюрк появился рядом с советским послом на народе — если этот жест нуждался в объяснении, то президент не заставил себя ждать. Его слово, обращенное с трибуны праздника, не утаило чувства благодарности к северному соседу.

Нельзя сказать, что президент шел к взаимопониманию с русскими без колебаний, тем настойчивее были усилия посла. Не очень подходящий повод для контакта с президентом — приезд в Турцию русского балета, но посол не сбрасывал со счетов и это. Ложа Кемаля, банкетные залы президентского дворца, пригородная резиденция премьера, куда были приглашены актеры, — обстоятельный разговор с президентом вряд ли мог иметь место здесь, но была возможность для краткого диалога, актуального и действенного.

Президент был достаточно строг в изъявлении своих симпатий, но иногда выдержка изменяла и ему. Именно так случилось в ноябрьские дни 1936 года— на прием, устроенный посольством, неожиданно явился Ататюрк. Дипломатический протокол знает немного подобных случаев — король и президент, как известно, не удостаивают своим вниманием посольства. Если Ататюрк пренебрег этим, значит, побудительные причины были сильны. Они выглядели тем более сильными, что были подкреплены обращением к послу. Но об этом есть смысл сказать подробнее. Узнав, что в посольство едет президент, Карахан оставил гостей и вышел Кемалю навстречу. Как показалось послу, президент приблизился к нему, преодолевая усталость. Эта усталость была в походке, в голосе, быть может, даже в улыбке — послу подумалось, что, улыбаясь, президент точно хотел подчеркнуть, что он не так устал, как могло показаться. Впрочем, в словах Кемаля была свойственная Ататюрку полная мера доброй воли.

Встав рядом, так что их плечи сомкнулись, они пересекли зал. Все время, пока они шли через зал, и позже, когда вели свой неспешный разговор, глаза гостей, собравшихся на большой посольский прием, не оставляли их ни на минуту.

Что же говорил турецкий президент русскому послу в этот ноябрьский вечер 1936 года и в какой мере эти слова отвечали духу наших отношений?

«Мы никогда, никогда не отойдем от друзей первыми, — сказал в этот вечер Ататюрк. — Как бы ни развивались события, дружба остается дружбой…