Государевы конюхи

На такой ответ оставалось лишь развести руками — слова были бесполезны, поскольку ближайшие сидельцы уж больно громко заржали.

— Эк она тебя! Лихая девка! Девчища! Девчинища! Такой девки и в ступе не утолчешь!

— Да ну тебя… — Стенька выразительно махнул рукой и пошел прочь в сторону Кремля, имея намерение отходить не слишком далеко, потому что упускать подозрительную девку никак не мог.

— Да куда ж ты, Степан Иванович?! — спохватился знакомый сиделец. — Девка балуется, а ты и надулся! А ты, Дунька, что лаешь служивого человека?!

Ага, подумал Стенька, Авдотья, стало быть! И есть кого о ней расспросить! Может, сиделец и скажет, где эта Авдотьица проживает. Или родню назовет.

Не успел Стенька продумать всю пользу от знакомого сидельца, как девка Авдотьица нагнала его.

— Не держи зла, молодец! Много вас языку-то волю дает!

— Бог с тобой, девка, — притворно отворачиваясь и с нарочитой торопливостью буркнул Стенька. — Вот так-то и помогай людям!

— Точно ли твой кум хорошо сапоги шьет?

— Кумов брат, — немедленно припомнив вранье, отвечал Стенька.

— А скоро ли?

— Как сговоришься. Может и к Масленице поспеть, — вдругорядь соврал Стенька.

— К Масленице-то мне чеботы и надобны! И далеко ли живет?

— В Замоскворечье, в Стрелецкой слободе.

— Далековато.

— А тебя никто и не неволит.

Ведя этот разговор, они то рядышком, то гуськом проходили меж рундуками и выбрались на чистое место. Перед ними был Кремль, а именно — Спасская башня, под ней же — Спасские ворота, в которых даже царь обязан был снимать шапку.

Авдотьица, глядя на Стенькину обиду, уж не знала, как молодца успокоить. Будучи девкой бойкой, она додумалась — указала, ткнув локотком, на башню:

— Молодец, а болванов помнишь?

— Каких еще болванов?

— Беспортошных!

Стенька не выдержал — расхохотался. И точно, была еще до чумного сидения потеха на Москве — белокаменные болваны, выставленные в ряд на нижнем четверике Спасской, тогда еще Фроловской, башни. Откуда велел их привезти государь Михаил Федорович, москвичи не знали, но дивились нравам той земли — надо же додуматься резать из камня голых мужиков и женок со всеми срамными подробностями! Иные сперва возмущались — слыханное ли дело Кремль такой непристойностью портить, но государь и сам был этим озабочен. В конце концов он приказал сшить для голых болванов однорядки и одеть их благопристойно. Простояли одетые болваны лет с двадцать, или поболее, за это время однорядки от дождя и снега не раз портились, облезали клочьями, и башня опять делалась всемосковской потехой. Наконец веселье кончилось тем, что при пожаре болваны обгорели и рассыпались.

Авдотьица, безмерно довольная, что удалось рассмешить земского ярыжку, и Стенька, тоже радостный, что девка проникается к нему доверием, наконец-то друг к дружке повернулись.

Конечно же, Стеньке пришлось голову чуть задрать, а Авдотьице — направить взор вниз, но это уже не вызывало у них неловкости.

— Так сведешь к куму-то? — спросила Авдотьица.

— А что ж не свести?

— А дорого ли он берет?

— С красивой девки — дорого не возьмет!

— Может, он у тебя холостой, неженатый? Я девушка вольная, гулящая, мне такой жених надобен, чтобы дома сидел да деньги зарабатывал.

— Стало быть, родных у тебя никаких нет? — уточнил Стенька, потому что гулящими называли всего-навсего самостоятельных девок-сирот, которые сами нанимались служить куда захотят, сами собирали себе на приданое и сами давали ответ свахам, коли свахи к ним являлись, обычно же о замужестве такой девки пеклась хозяйка дома, куда ее брали на службу.

— Чума забрала.

— А приданого-то хоть скопила?

— Приданое есть, — уверенно сказала Авдотьица, а Стенька подумал: еще бы ему не быть, коли ты, голубушка, повадилась работать на Приказ тайных дел!

Как конюхи некоторое время назад выжидали и караулили, не доберется ли Земский приказ до деревянной книжицы, чтобы потом в последнюю минуту перехватить добычу, так Стенька сейчас, полагая, что Авдотьица вместе с конюхами уже близка к загадочной грамоте, решил не упускать девку из виду, а в последний момент с Деревниным, с приставами да со стрельцами и вмешаться. Очень он был обижен за свою ловушку…

— Вот что, девица-разумница, — соблюдая вежество, молвил Стенька. — Сейчас мне тебя в Замоскворечье вести недосуг, а после вечерни подходи-ка к Земскому приказу, я к тебе выйду, и вместе пойдем, я уж кумова брата уговорю!

— Да уж встречу тебя, Степан Иванович! — весело пообещала Авдотьица.

Стенька собирался сказать девке еще что-то приятное, но вдруг увидел сбоку от нее такое, что слово застыло у него на отверстых устах, словно бы залетевший в рот земскому ярыжке плотно сбитый снежок.

Он замахал Авдотьице рукой — уйди, мол, сгинь, скройся! — но было поздно…

* * *

— Коли Томила подбил Лучку в накрачеи идти, то искать их следует где-то при «Ленивке», — рассудил Тимофей. — В накры бить — это еще поучиться надобно.

— Во что бить? — удивился Данила.