Государевы конюхи

— Да я-то тут при чем? — возмутился Трещала. — С Томилы спрашивайте, он с Рудаковым сговаривался, меня при том не было! И не знаю я, где тот парень, а на моем дворе его не было и нет, вот те крест!

Он перекрестился, но Одинец вряд ли поверил, а конюхи призадумались…

— Вы парня припрятали! — сказал Одинец. — Вы его до последних дней держите и тогда выпустите, когда иные бойцы покалечены будут, и те, кто за вашу стенку об заклад бился, в проигрыше не останутся! Вот что вы, сучьи дети, затеяли! И вы кого надо предупредили, что есть у вас богатырь, в нужную минуту выйдет на лед!

— Да чтоб мне тут же на месте провалиться, коли я знаю, где тот Нечай!.. — воскликнул Трещала.

Порой с Данилой случалось — чуял ложь каким-то внутренним слухом. Сейчас же он лжи не чуял. Очевидно, Трещала и впрямь не знал о Томилиных затеях. Тут же вспомнилось, что в последние перед Масленицей дни он пил не то чтобы без просыпу, но знатно. Сейчас, приведя себя в христианский образ, он был благообразен, ровненько расчесан, даже красив, но Данила его запомнил ошалевшим с похмелья, идет по двору — а с башки капустные ошметки летят…

— А что, Аким, он, может, и правду говорит! Нарочно велел парня в таком месте спрятать, чтобы самому не знать, и тогда он хоть Евангелие целовать будет — не знаю, да и все тут! — догадался Тимофей. — Хитер ты, да мы-то хитрее!

— Что же, мне крест целовать?

— А целуй!

Из-под сорочки Трещала вытащил большой серебряный крест и прижал к губам.

— Не приводили ко мне чужих парней, Господь свидетель! Своих хватает! Вон Гордей-целовальник к нам перешел — слышишь, Одинец? Было нам кого в чело ставить! Да и Перфишка к нам четвертый день носу не кажет!..

Выпалив это, Трещала понял, что сморозил глупость. Он откровенно признался, что замешан в какие-то темные Перфишкины дела с большими закладами.

— И не покажет, — опять вмешался Озорной. — Перфишка за парнем приходил не один, а то ли с Томилой, то ли с кем другим из твоих бойцов. И нужен был вам Перфишка лишь затем, чтобы парня вывести — тот ведь на Москве одного лишь Перфишку и знал. А потом святым кулаком да по окаянной шее! И нет больше Перфишки, и платить ему незачем…

— Да разве я из ума выжил, чтобы Перфишку Рудакова губить! — воскликнул Трещала. — Да мы с Перфишкой душа в душу, как родные братья, были!

Конюхам было мало дела о причинах такого братства. Они шли совсем по иному следу. Испугавшись, что Тимофей сейчас начнет допытываться о тайных делах Трещалы и Перфишки, Данила принялся искать ногой под столом Тимофеев сапог, чтобы нажать посильнее. Но старший товарищ и сам был не промах.

— А коли вы были как братья — что же Перфишка не к тебе того муромского парня повел, а к Акиму?

— А у него спроси!

— На том свете разве! — отрубил Тимофей. — Данила, говори ты.

— Перфишка к тому из атаманов хотел парня отвести, который старого Трещалы наследство получил. Он среди вас, бойцов, околачивался и многие ваши тайны знал! — воскликнул Данила. — И он сперва полагал, что наследство Одинец получил. А твой скоморох Томила убедил его, что наследство — у тебя!

— Нет у меня дедова наследства! — еще не разумея, что конюхам известно слишком много, отвечал Трещала. — У него и добра-то не было, домишко один да два лубяных короба тряпичной казны! А нас, внуков, четверо! Какое там наследство, смех один!

— Тьфу! — Тимофей начал сердиться. — Устал я вранье слушать! Что, братцы, не начать ли с самого начала? Данила, с первого мертвого тела начинай!

— Да что я вам — Разбойный приказ?! Что вы ко мне с мертвыми телами лезете?! — Трещала даже вскочил.

— Погоди прыгать, — буркнул Одинец. — Мне тоже охота до правды докопаться.

— А вздумаешь кого позвать — языком подавишься, — твердо пообещал Богдаш.

Семейка же молча встал и прислонился к дверному косяку.

— На Тимофея-апостола отыскали на Красной площади, на торгу, в распряженных санях мертвого парнишку, и у него за пазухой была деревянная книжица, не по-нашему писанная, — начал Данила, невольно сбиваясь на слог приказных столбцов, по которым и узнал о подробностях. — Книжица в пядень с небольшим длиной, в вершок толщиной… А паренька того никто на торгу не признал, и его снесли в Земского приказа избу. И то был Маркушка, старого Трещалы правнук, что вместе с ним жил и за ним смотрел. А книжица — старого Трещалы наследство!

— Знать не знаю про деревянные книжицы! — сразу заявил Трещала.

Одинец же, которому, коли верить покойному Перфишке, надлежало стать законным наследником, хмуро уставился в пол. Не умел Одинец врать — да и только!

Тимофей глянул на Одинца и усмехнулся.

— Про девку, Данила, сказывай!

— И нам, конюхам, велено было ту деревянную грамоту сыскать. И мы подрядили девку одну, чтобы в приказную избу наведывалась и вызнавала, не приходил ли кто за парнишкой… — Данила сообразил, что не сказал главного — как грамоту отняли у подьячего Земского приказа, и запнулся.

— Ты говори, говори… — подстегнул Тимофей.