Государевы конюхи

Стеньку усадили и отобрали от него сказку о подземных приключениях. Важно было, чтобы Давыдов удачно нагнал страха на троекуровскую дворню, описав подвал и ход под капустной бочкой. А для того чтобы ему успешно извлечь оттуда Мирона Никанорова, Деревнин придал Давыдову целое войско — приставов Кузьму Глазынина и Никона Светешникова. И наказал спешить!

Стенька рухнул на колени и взмолился:

— Батюшка Гаврила Михайлыч, не губи душу, пусти меня, сироту, с ними в розыск, я ж там был, я знаю, как Мирона добывать!

— Ты, Степа, сейчас как та обезьяна, которой в прошлом году государя в Измайловском тешили, — отвечал на это Деревнин.

Пристава засмеялись, но добрый Аникушка пожалел Стеньку и велел живым духом нестись хоть на берег, опять умываться и оттираться. А ярыжку Захара послал к себе домой за новой шубой — когда идешь в гости к такому человеку, как Троекуров, без шубы быть вовсе неприлично, пусть хоть какая стоит на дворе жара.

Конечно же, Стеньке очень хотелось скорее помочь товарищу, но была у него и другая мысль — поглядеть внимательно на троекуровский двор. Ему не давали покоя появление тела в саду и исчезновение красавца-инока.

Когда он прибежал в приказ с красной от растирания, но весьма довольной рожей, все вышли на площадь, построились и пошли неторопливо, с большим достоинством: за главного Аникей Давыдов, задравши нос, в куньей шубе, крытой дорогим зеленым сукном, за ним парой — Кузьма с Никоном, оба здоровенные и плечистые, а впереди, расталкивая народ и требуя простора для подьячего, — разумеется, Стенька в служилом кафтане, позаимствованном у Захара Дедилова.

Уже у боярских ворот он вдруг вспомнил, что не рассказал Деревнину любопытное — про женку, которая расхаживает под Кремлем и безнаказанно палит из пистоли.

И все время, пока вместе с приставами был безмолвной свитой молодого подьячего, Стенька думал: говорить, не говорить?

Давыдов все проделал именно так, как научил Деревнин. Боярин, правда, сам не вышел, выслал приказчика, ну да оно и лучше — спора с боярином Давыдов бы не одолел. А на челядинца и прикрикнуть не грех.

— Ведомо нам учинилось, — грозно сказал он приказчику Василию Ильичу, — что просились к вам на ночлег трое иноков, а просились потому, что разведали — с вашего-де двора идет тайный ход в иное подземелье, и там чеканят воровские деньги. И те иноки сами — воры, тати, мошенники. И ты, коли не хочешь на одну доску с ними встать, показывай незамедлительно, какой такой у вас погреб, через который чуть ли не под государевы покои заползти можно!

Приказчик, сам не свой от страха, помчался докладывать боярину и вскоре вернулся, имея вид человека, сбросившего с плеч немалую тяжесть.

— Батюшка наш велел вас к погребу вести. А дыру в земле мы засыплем, камнями заложим, да и сам погреб засыплем! Нам тут измены и воровских дел не надобно!

— Веди, — позволил Давыдов.

Стенька поморщился — уж больно молодой подьячий старался показать свою значительность. А как ни пыжься — все равно почтеннее Деревнина выглядеть не будешь, стать не та, голос не тот.

Пока шли к погребу, Стенька внимательно глядел по сторонам, запоминал расстояния. Боярский двор был невелик, пришли быстро, Давыдов приказал отпирать, послал вниз Стеньку, велел сдвинуть с места бочку и поглядеть, каков лаз. Сам стоял в шубе, выпятив бородку, неподвижно — еще недоставало, чтобы Земского приказа подьячий сам по грязным погребам в куньей шубе мыкался!

Стенька поднял в погребе неслыханный галдеж. Отодвинув капустную бочку, вопил он прямо в лаз, по имени Мирона не называя, но все известные товарищу имена приказных поминая исправно.

— Батюшка Аникей Порфирьевич! — голосил Стенька. — Как старым подьячим Деревниным говорено, лаз тот неширок, длинен, ползти можно!

— Скидывай кафтан, заползай! — приказал наконец сверху Давыдов.

Стенька бы полез, но услышал в лазе пыхтение.

— Мироша, выбирайся… — прошептал он. — Руку давай!

Он помог Мирону выбраться и отряхнул его от грязи.

— Слава те Господи, — сказал Мирон. — Дальше-то как?

— А как уговорились, — и тут Стенька вновь заблажил отчаянно: — Аникей Порфирьевич! Кузьма! Никон! Я его словил!

Приставы без лишних слов устремились в погреб и схватили Мирона.

— Он за бочками прятался! — восклицал Стенька, вылезая на свет Божий. — Ишь, кусаться вздумал! Не на такого напал! Я коли что изловлю — держу крепко!

— Молодец, хвалю, — весомо молвил Давыдов, явно подражая повадке подьячего Колесникова. — Этого человека мы забираем.

— Да уводите его, Христа ради! — сказал приказчик. — Нам он тут не надобен! Допросите у себя хорошенько, от кого он про наш погреб прознал. А дыру теперь заделаем, и помину не останется.

И вроде должен был вспотеть Аникушка в своей роскошной шубе, а пот со лба утер приказчик Василий Ильич. Стенька прошмыгнул мимо него и поспешил к воротам, за ним шествовал Давыдов, за Давыдовым приставы тащили Мирона.

Таким образом они покинули боярский двор, прошли через Кремль, явились в Земский приказ и там только отпустили свою добычу.