Государевы конюхи

— Пойду с людьми под Водовзводную башню, лопаты возьмем. Найдем тот выход из барсучьей норы, через который Бахтияр пытался спастись.

— По-твоему, человек прополз барсучьей норой?

— Нет, человек-то ходом шел, да барсуки все изрыли. Может статься, он в ту нору случайно провалился да и напоролся на дырку. Барсуки ведь ночью выходят, бродят в потемках, мне Назарий Петрович сказывал. Так коли там окажется нора, через которую можно в подземные ходы забраться, то я прав. И там же его посох сыщется!

— И я даже знаю, что там, у норы, такое может быть. От Водовзводной к Москве-реке есть старый тайник, который никому более не надобен. Коли в него попасть, то наверх прокопаться уж нетрудно.

— Так, выходит…

— Ступай за конями!

Данила поспешил к конюшням и вскоре стоял за храмом, держа в поводу Голована и серого Орлика. Вместе с ним был конюшонок Васька, этот держал каурого Гирея и мухортого Султанку.

— Гляди, как он тебя слушает! — сказал Васька, знавший, как и все конюхи, про строптивый нрав тугоуздого Голована. — Верно говорят, что чалый конь всякому ко двору, а вороной — редкому.

— Когда еще у меня тот двор будет… — и Данила вспомнил Настасью. Ведь точно попытается по-бабьи перехитрить Богдашку! Да не на того напала — он теперь пуганый.

Башмаков появился, как и обещал, не один. С ним был молодой подьячий его приказа Семенов и еще один человек, которого Данила увидел впервые в жизни.

Это был мужичок лет сорока, сильно похожий на Семейку, только волосом чуть потемнее да бровями погуще, и глаза — не светлые, а карие, глубоко посаженные, одет же неприметно, в серый армячишко, обут в потертые сапоги, шапчонка на голове — как у побирушки. Однако сел в седло — как влитой, и по всей повадке видно было — мужичок непростой.

— Это Сарыч, — представил его Башмаков, да так, что вопросов задавать уже не хотелось. — Ну, на конь — да и с Богом!

Головану было трудновато гоняться за аргамаками. Однако сделал все, что мог.

— Дальше куда? — спросил, когда уж встали во весь рост кремлевские башни, Башмаков.

— К Боровицким воротам. Настасья у нас на конюшнях спрятана…

— Не удерет?

— Не удерет, там с ней Желвак.

Переправившись шагом через пустой в эту пору живой мост, связанный из больших деревянных брусьев толстыми веревками и малость гуляющий под ногами и копытами, они проехали под кремлевской стеной, миновали и Тайницкие ворота, и Водовзводную башню (Данила даже обернулся на нее), поднялись к Боровицким воротам, уже открытым, и въехали в Кремль.

— Жди меня у конюшенных ворот, — велел Башмаков. — Мы в Стрелецкий приказ едем. Когда вернемся — будем твою подземную загадку разгадывать.

Данила, не слезая с Голована, заступил на пост у забора и прождал довольно долго. Он наблюдал за кремлевскими жителями, спешившими с утра по делам в посад, и за посадскими, спешившими в кремлевские соборы. Их было немного — в основном богомольцы шли Троицкими и Спасскими воротами. При этом он еще водил пальцем по забору — вывел умозрительный треугольник Кремля и прокладывал ногтем от башни к башне большие и малые ходы.

Некоторое время спустя подъехали Башмаков, Семенов и Сарыч.

— Ждите меня тут, — велел дьяк спутникам. — Данила, веди к Настасье.

Конюшенный двор прибирался, но в меру. К Семейкиному с Тимофеем домишке следовало пробираться задами, обходя довольно высокую кучу навоза со ржаной соломой. Башмаков поглядел на свои щегольские сапожки и потребовал чистых жгутов соломы — обтереть. Данила крикнул конюшонка Алешку, тот принес жгуты, опустился на корточки и почистил дьяковы сапоги.

Увидев, кто первым входит в двери, Желвак, Настасья и Стенька встали с лавки и разом поклонились. Данила отметил: посередке сидел Стенька, по краям — Богдаш и Настасья.

— Ну, вот и встретились, — сказал Башмаков. — Опять шалишь, девка?

— Говорила уж, и вдругорядь скажу — врага своего извести желала. А он и государев враг и злоумышленник! — смело отвечала Настасья.

— Ясно. На том и стоять будешь?

— На том и стоять буду.

— Желвак, расскажи-ка, что тут у вас вышло. Этот ясный сокол молчит, как воды в рот набрал, — Башмаков весело глянул на Данилу. — Не выдает тебя! Так ты уж сам растолкуй, сделай милость.

— А то и вышло, твоя милость, что мы налетчика из ватаги Обнорского в плен захватили, а она ему бежать помогла, — доложил Богдаш. — Перед тем как бежать, он нам выдал, кто в Разбойном приказе покрывает Обнорского.

— Про то я известен. Сейчас его стрельцы из приказа возьмут и в надежное место отведут, — ни словом не упрекнув конюха за то, что упущен такой ценный пленник, отвечал дьяк. — Хорошо, что без промедления за мной послали. Но теперь дорога каждая минута. Коли тот беглец успел своих предупредить, может статься, они сейчас уже в подземелье, чтобы успеть хоть что-то унести. Настасья, откуда ты под Кремль приходила? Через какой ход?

Настасья не ответила, за нее сказал Данила:

— Шли под Неглинкой, твоя милость. Да я того дома не признаю, где ход открывается.

— Настасья! — строго окликнул Башмаков. Но она отвернулась.