Государи и кочевники. Перелом

— Белошвейки несчастные! — выговаривал он с усмешкой. — Кисейные барышни, а не офицеры!

Не в силах остудить в себе все время закипающую кровь, он отдал распоряжение собрать штаб, с приглашением всех командиров подразделений.

Офицеры съехались в Самурское укрепление. Эристов выстроил их, скомандовал „смирно“. Командующий не подал команды „вольно“. Подумал, подходя к строю: „Пусть постоят по стойке „смирно“. Сказал, заложив руки за спину:

— Может, вовсе зачехлим пушки и будем ждать, пока противнику надоест сидеть в крепости и он выйдет с поднятыми руками? Не нравится мне, господа, ваше сердоболие! Война есть война. Самое неизбежное в ней — смерть. Кому первому пришло в голову отменить мой приказ, прошу выйти из строя!

Офицеры замешкались. Князь Эристов, не желая выдавать виновных, ибо их было много, сделал шаг вперед.

— Значит, только вы? — усмехнулся командующий. — Ну что ж, я отстраняю вас, господин полковник, от командования.

XII

В крепости в числе двадцати тысяч джигитов не менее трети поддерживали сторонников мира. Их возглавлял хан Мамед Аталык — старый, заслуженный воин. Звание „отец парода“ он получил за мудрость, справедливость, сдержанность и многие другие качества опытного мужа.

После первых стычек и пролитой крови он собрал у холма своих джигитов.

— Люди! — провозгласил он. — Не их страха за себя собрал я вас! Мне за семьдесят, мои дни сочтены. Совесть велит покаяться мне перед аллахом, вот и пришел я сказать вам — совесть моя чиста, ибо я не занес меча над головой своих благодетелей — русских. Много лет они привозили моим людям хлеб и ткани, железо и посуду. Много лет мои люди посылали в Россию шерсть и каракуль, ковры и коней. Но почему же теперь мы встречаем русских несговорчивостью и ружейным огнем?!

— Хан-ага! — послышалось из рядов, стоящих у холма. — Надо открыть ворота и вывести всех, кто не хочет воевать!

— Нурберды и ишан обманным путем загнали нас в крепость! Выпусти нас, Аталык! Туркмен на свободе — птица с крыльями!

— Хан-ага, Нурберды давно умер! Надо ли нам слушаться его сына Махтумкули, безусого младенца, — выкормыша англичан?!

Аталык подождал немного, пока поутихнет толпа, и заговорил снова:

— С каждым днем сторонников наших становится все больше! Вот и хан Оразмамед, после того как познакомился с русскими, перешел на нашу сторону! Еще не поздно нам сбросить английских холуев и просветлить глаза народу! Гоните от себя продавшихся!

Внезапно толпа пришла в движение, послышались возмущенные крики и взаимные оскорбления. Это нукеры главного хана налетели с плетками на беззащитную толпу. Вот и Омар на коне появился. В руках пистолет, и взгляд злой направлен на Аталыка. Толпа кинулась на него, выбила из рук пистолет и оттеснила.

— Попробуй, ишан, только задень Аталыка! — грозили ему.

— С каких это пор начали поднимать руку на почтенных старцев?!

Потасовку тотчас пресек старый Ахун. Взобравшись на холм к Аталыку, сгорбленный и худой, в белой чалме и таком же халате, он возвел руки к небу, сказал несколько торопливых слов, обращенных к аллаху, и попросил:

— Не кощунствуйте, люди, не смейте гневить всевышнего! Перед лицом смерти все равны! Только вера в аллаха и его благие начертания могут дать нам единство и победу над капырами! Расходитесь, люди, и поскорее беритесь за оружие! Мамед Аталык, вам тоже надлежит уйти, чтобы успокоились ваши люди.

— Ладно, Ахун, — сказал Аталык. — Не буду с тобой спорить! Но и ты, как и твои хозяева ханы, служишь англичанам. Твои слова о вере — всего лишь ладонь, закрывающая солнце, а солнце спрятать нельзя. Истина засияет всеми лучами.

С этими словами хан Мамед Аталык сошел с холма и затерялся в толпе. Гордый уход его, однако, не погасил пыл Ахуна. Старец услужливо пропустил к себе ишана, затем появился английский ставленник Аббас. Властно подняв руку, он цепким взглядом обвел собравшихся и прокричал:

— Люди, опомнитесь и ничего не бойтесь! Именем аллаха клянусь вам, что английские отряды и войска шахиншаха уже вышли из Мерва и приближаются к Ахалу!

Вновь у холма начались перебранка и крики. Одни кричали, чтобы английский холуй убирался прочь, другие приветствовали его. Все разбежались, когда за стенами крепости вновь загремели царские пушки…

Ночью Ахун пришел к Аталыку и застал у него Оразмамеда. Ахун топтался у входа, осматривая убранство кибитки, пока его не пригласили сесть.

— Слышал, дорогой Аталык, и вас постигло несчастье? — сказал Ахун.

— Да, святой Ахун, сегодня мы тоже схоронили своего человека. Пусть земля ему будет пухом.

— Поистине капыры свирепы, как дикие кабаны, — сказал Ахун с ожесточением. — Святой долг каждого мусульманина убить хотя бы одного из них. Мы должны отплатить за пролитую кровь. Аталык и ты, Оразмамед, — вкрадчиво попросил Ахун, — не пора ли одуматься и пойти к Махтумкули с повинной? Если вы этого не сделаете, вам придется держать ответ перед аллахом.

— Отвечать будут те, кто вверг свой народ в бедствия, — невозмутимо сказал Аталык.

— Ответят за гибель дехкан английские слуги: Махтумкули и ишан, — прибавил к сказанному Оразмамед.