Государственная недостаточность

– Комические ситуации действительно случались. Была одна такая смешная история в разгар борьбы с алкоголизмом, в середине 80-х годов, правда, не связанная с Днями литературы. Меня, как секретаря правления Союза писателей, отправили тогда в Пермь для участия в отчетно-выборной кампании местной писательской организации. Сидим в президиуме, и вдруг по рядам передается шепот: мол, после собрания не расходитесь, будет небольшой банкет. По тем временам это воспринималось примерно так, как если бы сегодня нам сказали: не уходите, потом будут девочки. И вот собрание заканчивается, и нас вереницей ведут по каким-то мрачным переходам куда-то в подземелье этого Дома культуры. Наконец мы входим в какой-то потайной зал и видим, как при нашем появлении насмерть перепутанные официанты сгребают в скатерти все, что стоит на столах – блюда, бутылки, рюмки, – и поспешно убегают. А к главе нашей делегации подбегает метрдотель и шепотом ему докладывает, что все в порядке. Что – в порядке?! Оказывается, прошла ложная информация, что приехала проверяющая комиссия из Москвы. Так мы остались без вожделенного банкета. Перед нами извинились и теми же потайными тропами вывели на волю.

– Как сказал бы герой «Козленка в молоке», «человеку, начавшему свою алкогольную биографию после гайдаровских реформ и с малолетства привыкшему к изобилию веселящего зелья везде и в любое время суток, эта возникшая проблема может показаться надуманной»…

– Обычно же эти застолья проходили очень бурно, особенно где-нибудь в Средней Азии. Дни литературы начинались поездками по районам. Но едва мы успевали отъехать каких-нибудь несколько километров от города, представитель местной писательской организации нам говорил: «Здесь недалеко есть предприятие мягкой игрушки, нас там ждут, надо заехать, немного покушать…» Мы заезжали, нас там обильно кормили и поили, мы опять погружались в автобус, отъезжали еще на несколько километров, опять заезжали на какой-нибудь шиноремонтный завод, где опять «немножко кушали», – и так повторялось несколько раз. Причем все это происходило на сорокаградусной жаре – можешь представить, что с нами было к тому времени, когда мы добирались до места выступления. Диафрагма подпирала настолько, что ничего, кроме урчания, мы издать были уже не в состоянии. Нас буквально на руках выносили из автобуса, и оказывалось, что перед выступлением нам опять надо было немного покушать… После того, как мы выползали в президиум, выступать можно было, только помня, что в кармане у тебя лежит партбилет. Да и то сил хватало только на то, чтобы прохрипеть здравицу советской власти. Веселые были времена.

– Да, сейчас, пожалуй, вас бы так уже не встретили…

– Не знаю, как насчет Средней Азии, но вот я был недавно на Севере, и надо сказать, что некоторые добрые традиции советского периода в вечной мерзлоте сохранились очень хорошо. Во всяком случае, в Ямбурге и Новом Уренгое традиционное уважение к писателям осталось. После возвращения домой я на рыбу и мясо даже смотреть не мог…

Тут Шон, своим собачьим чутьем почувствовав окончание нашего чаепития и разговора, воспользовался моментом прощания и наконец-то под шумок схватил со стола кусок колбасы, на который давно нацеливался. Заглотнув его, он с тоской посмотрел на оставшиеся, но недоступные ему яства и быстро потрусил на свое место, пока колбасы никто не хватился. Ему повезло, что бесцеремонное воровство заметила только я. Но так как мы с ним давние друзья, хозяевам я его не выдала.

Елена ЖЕРНОВА

«Провиант», февраль 1997 г.

От наших реформ немец бы околел