— Неужели? Как я рада! — Сильви протянула руку верному другу семьи. — А ведь вы клялись, что так и умрете холостяком… — Верно, госпожа герцогиня, клялся, ведь я был уверен, что так и будет. Но потом в Бресте я имел честь быть представленным самой красивой девушке, какая когда-либо попадалась мне на глаза. Я понравился ее отцу, монсеньер герцог тоже не возражает против нашего брака. Мне предстоит женитьба на мадемуазель Эноре де Керморван! — Произнесено это было тоном, полным волнения. — Я счастлив, но одновременно испытываю стыд, ведь это значит изменить моему принцу!
— Ты обязан завести семью. А служить ты сможешь под командованием Абраама Дюкена — самого блестящего моряка из всех, кого я знаю, моего верного друга. К тому же, — заключил Бофор с неожиданной веселостью, — твоя любовь к морю никогда не пользовалась взаимностью. Радуйся, что больше не будет подвергаться испытанию твой желудок!
— Все это прекрасно, — заявил Филипп с внезапной яростью, — зато я не собираюсь жениться и буду следовать за монсеньером, захочет он этого или нет. Да и риск не так уж и велик. Недаром вы берете с собой племянника, шевалье де Вандома, которому всего-то четырнадцать лет и к которому вы сильно привязаны!
— Он не старший среди сыновей моего брата и должен быть посвящен в рыцари Мальтийского ордена. Если на то будет божья воля, он станет в один прекрасный день Великим приором Франции. Сейчас настало время приучать его к морю. Что же до тебя…
— Заберите и его! — взмолилась Сильви. — Не хочу обрекать его на несчастье. Я его знаю, он все равно за вами увяжется. Лучше с самого начала знать, что вы за ним приглядываете.
Филипп вскочил с места, подбежал к матери, обнял ее, прижал к себе и поцеловал с такой нежностью, что она невольно прослезилась.
— Быть по-вашему, — пробурчал Бофор, наблюдавший эту сцену. — Мне неведомо средство вам воспротивиться.
Филипп, полный радости, кинулся к своему наставнику, чтобы сообщить ему счастливую весть. У Сильви разрывалось сердце, она заступилась за сына вопреки своему желанию и теперь испытывала потребность побыть в одиночестве. Под невразумительным предлогом она выскользнула из-за стола. Трое мужчин остались курить трубки и пить ликер, наслаждаясь мужским товариществом, в котором женщинам нет места. Сильви, надев плащ с подбитым мехом капюшоном, вышла на парадную лестницу и спустилась в сад, где под холодной луной мерцал, как разлитая ртуть, круглый пруд.
Медленным шагом она миновала ряды вечнозеленого кустарника, готовившегося к цветению. Благодаря легкому ветерку, задувшему с юга после прибытия путешественников, ночь была теплой. В воздухе уже угадывался аромат весны, однако Сильви вопреки обыкновению не порадовалась этому. Как ни любила она время обновления всего живого, эта весна обещала стать сезоном тревог, и она уже кляла себя за то, что уступила юношескому порыву сына. Предстоящая война, которую они залихватски именовали «крестовым походом», вызывала у нее один страх, она разглядела во Франсуа желание доказывать свою доблесть ратными подвигами, а то и тягу к кровавому апофеозу, благодаря которому его имя будет навечно вписано золотыми буквами в перечень героев, достойных бессмертия. Как иначе истолковать его нежелание везти с собой бесценное сокровище — сына? Мысль о другом Филиппе, совсем юном шевалье де Вандоме, не могла ее утешить, в отличие от него ее Филипп был ей сыном, единственным ребенком, раз от нее отвернулась дочь Мари…
Она опустилась на каменную скамью под ивой с тонкими голыми веточками и надолго застыла, глядя на неподвижную гладь пруда… По прошествии продолжительного времени ее слух различил чьи-то шаги. Судя по их легкости, к ней приближался опытный охотник за пугливым зверем; эти шаги она распознала бы среди многих тысяч. Не оборачиваясь, она проговорила:
— Одновременно со мной из Парижа высланы госпожа де Шомбер и Пьер де Ла Порт. Вам понятно, что это означает?
— Мадемуазель рассказала мне только о вас, зная, что мне важны одна вы…
— Удивительно! Ведь событие наделало шуму. Знайте же, что король осведомлен ныне об… особых обстоятельствах, сопровождавших его появление на свет. Прежде чем принять в последний раз в жизни просфору, королева Анна рассказала сыну все. Ну, как, вы по-прежнему горите желанием отправиться в свой крестовый поход?
Ответом ей была сначала гробовая тишина, потом — горестный вздох, потом — слова:
— Более, чем прежде! Возможно, этим поступком я отобью у этого могущественного юнца желание меня убить.
— Не глупите! Он никогда не пойдет на поводу у подобных желаний. Да, он порывист, что свойственно юности, в нем бурлит кровь, однако он наделен богобоязненным сердцем и не станет совершать грех, который мучил бы его потом до глубокой старости. Другое дело — случайности, которые могут произойти в пылу боев, тем более в столь отдаленных краях… Все, о чем он мечтает, — это избавиться от вашего присутствия. При этом он знает, что вас ненавидит Кольбер.