Государственный Комитет Обороны постановляет...

Сам Верховный, Государственный Комитет Обороны и Ставка в смертельный для столицы час не покинули войска, а твердо управляли действующей армией и всей страной. Это поддерживало моральный дух армии, которая верила в то время своему вождю. И это правда, которую опровергнуть нельзя, хотя многие пытались доказать, что Сталин бежал из Москвы и оттуда телефонировал, узнавая, сдали Москву или нет. Факты вещь упрямая и не всегда приятная, видимо, я разочарую людей, привыкших видеть И. В. Сталина, хитрым и злобным трусом. Он не покидал столицы, об этом свидетельствуют документы ГКО и журнал учета посещений кабинета Сталина в Кремле.

Известный советский писатель Иван Стаднюк уже после войны во время встречи с Молотовым спросил у него: «Как бы развернулись события, если б Сталин осенью 1941 года покинул Москву?» Ответ был, как говорят, однозначным: «Москва бы пала». А что последовало бы за захватом немцами Москвы? Напрашивался вывод, с которым соглашаться не хотелось: рухнул бы Советский Союз… Молотов смотрел шире, тут же рухнула бы коалиция антигитлеровских государств»36 .

Хочу сказать, что Сталин умел работать, но умел заставить работать с полным напряжением и других.

Георгий Константинович Жуков писал о трудоспособности Сталина: «Работа в Ставке была физически очень тяжелой, каждый трудился в меру сил и возможностей. Все равнялись на Сталина, а он, несмотря на его возраст, был неутомим, и, когда кончилась война, он как-то сразу постарел, стал менее подвижен, еще более молчалив и задумчив»37 .

Подчеркну, что Сталин обладал способностью предвидеть. Это он, учитывая потенциальные возможности страны и народа, предвидел, что война с немцами будет затяжной. Более того, в создавшейся обстановке этот вывод был верным. Несмотря на тяжелейшие условия вступления Красной Армии в войну, военно-политическое руководство, мобилизовав глубинные резервы России, верило в то, что, пока жив дух народа и сохранена армия, победа будет за нами.

Вернемся к событиям 1941 г., в частности к одному эпизоду, случившемуся во время первого визита министра иностранных дел Англии А. Идена. Во время приема у И. В. Сталина он высказал предположение, что борьба с немцами будет трудной и длительной. «Ведь сейчас, — добавил он, — Гитлер стоит под Москвой и до Берлина далеко». «Ничего, — спокойно возразил Сталин, — русские уже бывали два раза в Берлине, будут и в третий раз»38 .

Приведу еще один пример дальновидности Сталина. Вспоминая совещание 24 июня в кабинете вождя, директор Северного завода Ленинграда М. Попов отмечал:

«Сталин неожиданно спросил:

— А где у нас броневые станы?

Я ответил, что это известно всем присутствующим, в основном у судостроителей: у нас на Севере, в Приазовье относительно небольшой стан есть на одном старом заводе.

— Эвакуируйте их немедленно на Урал, в Западную Сибирь»39 .

Для всех присутствующих такое решение расценивалось как преждевременное, малодушное, но вскоре было решено начать демонтаж стана с 15 июня в Приазовье и вывоз его, чтобы к 15 сентября пустить в дело. Это было поистине пророческое решение, ибо в производстве танков стан являлся ключевым инструментом, без которого прокатать лист 10—12 м, шириной от 3 до 4 метров невозможно.

Еще о предвидении событий. В 1944 г. после возвращения с Тегеранской конференции по инициативе Сталина было принято решение о нанесении 10 ударов, которые раньше назывались «сталинскими». Последовательность их нанесения по месту и времени не позволили гитлеровскому командованию маневрировать силами, они не могли предположить, где и в какое время следует ожидать удар, чем были поставлены в тупик. И уже к осени 1944 г. советские войска вышли на рубеж государственной границы.

До сих пор я пытался показать Сталина как политика, как председателя Государственного Комитета Обороны со слов его соратников. Но, изучив множество документов ГКО, личных фондов В. М. Молотова, Л. П. Берии, Г. М. Маленкова, А. И. Микояна, А. А. Жданова, переписку Сталина с его окружением, у меня сложилось собственное мнение о Сталине-человеке. Он был вежлив, не срывался, не делал разносов, он начал войну со своей командой и закончил ее с ними. Он к каждому имел претензии, но по мелочам не придирался, тон разговоров его был ровным, он умел слушать собеседника, но предложения должны быть краткими и конструктивными. Умел ценить время, памятуя о том, что упущенный момент не вернется. Он понимал, что время на войне ценится по секундам. Конечно, Сталин был, как и другие люди, с достоинствами и недостатками. Но хочется подчеркнуть следующее: прошло после войны более полувека, но из воспоминаний его соратников (кроме Н. С. Хрущева), видно, что Маршалы Советского Союза и полководцы трудового фронта его серьезно не критиковали.

Думается, что только суд истории, самый объективный суд, поставит все точки над «i» в политическом портрете Сталина. Но ведь многие пытаются взвалить на Сталина всю вину за кровь и жертвы народа, на него одного, и ничуть — на Гитлера, а Великую Отечественную войну называют схваткой двух тиранов.