Государственный преступник

«1863 г. Мая 17. Париж.

Каневич только что выехал в Берлин. Он утверждает, что цель его поездки возвращение в С.-Петербург, но есть повод думать, что он заедет в Литву и Варшаву.

При нем один немецкий паспорт на имя Гирша, завизированный на выезд в Италию, другой на его собственное имя, выданный французским консулом в Москве и снабженный требуемыми визами, между прочим, и визой генерального консульства в Париже.

Имеются неопровержимые свидетельства, что Каневич принимал участие в печатании ложного манифеста, адресованного от имени государя императора к крестьянам Поволжья. Оно печаталось в норвежской и виленской типографиях и через Княжество Финляндское было отправлено в С.-Петербург в количестве 10 тыс. экземпляров. Привез их сам Каневич, а также и 50 тысяч рублей серебром, предназначенные для поддержания возможного мятежа в Поволжье. Уже из обеих столиц выехали эмиссары для распространения манифеста на местах.

Касательно самого Иеронима Каневича. Он французский подданный, сын литовского уроженца. В Париж приехал из С.-Петербурга, где занимал место инженера при железных дорогах. Холодного, умеренного образа мыслей. Более связан с Францией, нежели с Польшей. Фигура в достаточной степени самостоятельная, хотя за ним, несомненно, стоят силы, не сравнимые по широте возможностей и масштабам ни с Жондом Народовым, ни с Польским центральным нац иональным революционным комитетом, ни тем более с российскими революционными кружками и прочими п ротивуправительственными тайными организациями».

Всего этого было вполне предостаточно, чтобы арестовать Каневича и предъявить ему обвинения по участию в подготовке противуправительственного заговора. Это намерение и было исполнено 5 июня при попытке Каневича пересечь государственную границу России. К тому времени арестованный в Москве по распоряжению обер-полицмейстера графа Крейца более месяца тому назад поручик Мрочек уже давал признательные показания в казематах Петропавловской крепости, куда вскорости перевели и бывшего подпоручика Ромуальда Станкевича. Розыски поручика Черняка и студента Юзефа Сильванда оказались безуспешными.

Ивана Марковича Красноперова арестовали после его вояжа в Вятскую губернию. Его сдали вятские «товарищи», у коих был обнаружен подложный манифест и несколько противуправительственных прокламаций. На вопрос: «Откуда это у них?» — они просто указали на Красноперова. И в одну из ветреных ночей в двери меблирашки на Каменной, что снимал Иван Маркович, грубо постучали.

— Кто там? — подошел он к двери в одной рубашке.

— Здесь живет студент Красноперов? — спросили за дверью.

— Это я, — ответил Иван Маркович, уже догадываясь, кто его спрашивает.

— Именем закона, откройте!

Он приоткрыл дверь, и в комнату первым протиснулся высокий и плотный полковник Ларионов с двумя жандармскими офицерами.

— Вот ордер на обыск, — сунул Красноперову под нос мятую бумаженцию Ларионов. — Где ваши бумаги?

— В письменном столе.

— Откройте.

— Он не заперт, — с вызовом ответил Красноперов и демонстративно выдвинул из стола все ящики.

После тщательнейшего обыска и даже досмотра носильных вещей Красноперова, включая его носки, Ларионов составил протокол, скрепил его сургучной печатью и заставил расписаться в нем Ивана Марковича.

— А теперь потрудитесь одеться, соберите ваши вещи и на выход, — недовольно буркнул полковник, ибо был вынужден написать в протоколе последней строкой, что «при обыске на квартире студента Красноперова в бумагах ничего предосудительного не найдено».

— Куда? — спросил его Иван Маркович.