Государство

Признание того, что функции полезности разных людей несоизмеримы и полезность, счастье, благополучие разных людей нельзя свести воедино, одновременно означает согласие с тем, что общественные науки, оперирующие утилитаристскими предпосылками, невозможно использовать для обоснования утверждений об «объективном» превосходстве одной политики над другой (за исключением редких и с политической точки зрения почти незначимых случаев «доминирования по Парето»). Тем самым утилитаризм становится идеологически бесполезным. Если тому или иному варианту политики тем не менее требуется строгое интеллектуальное оправдание, то его следует извлекать из другой, менее удобной и менее соблазнительной доктринальной модели.

Этой непримиримой позиции можно противопоставить три подхода, реабилитирующих межличностные сравнения. Каждый из них ассоциируется с именами тех или иных выдающихся теоретиков, некоторые из них на самом деле придерживались более чем одной позиции одновременно, и ограничивать их лишь одной точкой зрения — не меньший произвол, чем проводить резкую разграничительную линию между одной позицией и другой. Отчасти по этой причине, отчасти для того, чтобы не оскорбить их тем, что лишь немногим лучше вульгаризированной «выжимки», неспособной вместить всю тонкость и сложность их рассуждений, я воздержусь от отнесения конкретных позиций к конкретным авторам. Информированный читатель сможет сам решить, представляет ли должным образом получившийся roman a clef[108] слегка завуалированных реальных персонажей.

Первый подход, восстанавливающий роль утилитаризма в оценивании политики, заключается в том, что межличностные сравнения, очевидно, возможны, поскольку мы постоянно их проделываем. Только отрицая наличие «других умов», можно исключить сопоставления между ними. Ежедневное словоупотребление доказывает логическую легитимность таких утверждений, как «A счастливее B» (сравнение уровня), а также в крайнем случае даже «А счастливее В, но в меньшей степени по сравнению с тем, насколько В счастливее С» (сравнение приращений). Степень свободы здесь, впрочем, может трактоваться по-разному, что подрывает данный подход. Такие обыденные утверждения могут с равным успехом относиться как к фактам (А выше ростом, чем В), так и к мнениям, вкусам или и тем и другим (А более красив, чем В). Если это так, то нет никакой пользы в том, что словоупотребление подтверждает нам «возможность» межличностных сравнений (они не режут ухо), поскольку это не те сравнения, которые требуются утилитаризму для «научной» поддержки той или иной политики. Не менее существенная двусмысленность окружает лингвистический аргумент, который обычно приводится в поддержку перераспределительной политики: «доллар для В значит больше, чем для А». Если это утверждение означает, что приращение полезности, доставляемой В одним долларом, больше, чем аналогичное приращение А, то все хорошо: мы успешно сравнили размеры полезности у двух людей. Если оно означает, что один доллар влияет на полезность В сильнее, чем на полезность А, тогда мы сравнили лишь относительное изменение полезности В («она сильно выросла») и полезности А («она не настолько изменилась»), не сказав ничего о том, как эти изменения соотносятся в абсолютном выражении (т. е. не показав, что полезности двух людей соизмеримы и могут быть выражены в терминах некоторой общей, однородной «общественной» полезности).

Другой интеграционистский подход напрямую обращается к проблеме неоднородности, используя для ее решения то, что я бы назвал «условными соглашениями» — примерно как если бы Бентам объявил, что его устроило бы соглашение о том, чтобы называть яблоки и груши фруктами и производить сложение и вычитание «единиц фруктов». Эти соглашения можно считать неэмпирическими, не подлежащими верификации постулатами, введенными для того, чтобы замкнуть неэмпирический круг аргументации. Например, говорится, что полезности «изоморфных» людей, идентичных во всем, кроме одной переменной (например, уровня дохода или возраста), можно считать однородными величинами, и предлагается для некоторых целей трактовать некоторые группы населения как совокупности изоморфных единиц. Другое соглашение могло бы состоять в том, что полезность любого индивида следует считать неразрывно связанной с полезностями всех остальных через отношения «расширенной симпатии». Еще один подход трансформирует (грубо говоря) функции полезности разных индивидов в линейные преобразования одной и той же функции, исключая из параметров предпочтений все, что отличает их друг от друга, и относя эти различия «к самим объектам предпочтений». Существует также предложение (которое лично мне кажется обезоруживающим) ввести вместо реальных предпочтений людей «моральные» предпочтения, которые были бы у них, если бы все они идентифицировали себя с репрезентативным членом общества. Довольно-таки сходно с этим соглашение о том, чтобы считать разных людей «альтернативными "Я"» наблюдателя.