Государство и анархисты (старая орфография)

Блестящій юристъ, знатокъ государственнаго права, оксфордскій профессоръ А. В. Дайси, намчая характерныя черты правового государства, говоритъ, что "господство права означаетъ: во 2) безусловно "верховенство или преобладаніе закона въ противоположность произвольной власти" и "во 2) господство права означаетъ равенство передъ закономъ или одинаковое подчиненіе всхъ классовъ общества обыкновенному закону, примняемому обыкновенными судами".

Все это не очень утшительно. Не говоря даже о томъ, что законъ, которому будто бы принадлежитъ верховенство въ правовомъ государств, можетъ быть никуда негоденъ, несправедливъ, жестокъ, отражать не только интересы какого либо одного класса, но и всю низменность ума и морали своихъ творцевъ; не говоря уже о томъ, что само примненіе закона людьми не свободно отъ отпечатка нкотораго произвола, неизбжнаго при наличности классовыхъ симпатій и антипатій, не говоря о томъ, что законъ является окаменелымъ приказомъ, замтимъ, что для общежитія нтъ смысла противополагать одному злу — то есть, "произволу власти" — другое зло, то есть законъ, который является "отвердлымъ произволомъ власти". Нтъ смысла потому, что первому и второму злу можно противопоставить добро — отсутствіе власти.

Одинаковое подчиненіе закону, равенство передъ нимъ богатыхъ и бдныхъ, образованныхъ и не образованныхъ, правящихъ и подданныхъ — чистйшая фикція.

Богатый и бдный, властный и безвластный, образованный и не образованный человкъ вовсе не равны передъ закономъ и, оспаривая это положеніе, мы должны будемъ признать, что передъ нами находятся два равные противника и въ томъ случа, если мы дадимъ по шпаг одинаковой длины тридцатилтнему силачу-фехтмейстеру и десятилтнему ребенку.

Законъ — одинъ, но онъ работаетъ для богатыхъ или властныхъ и спитъ, когда надо работать для бдныхъ или подвластныхъ.

Конечно, всякій, желающій выполнить нкоторыя "законныя" формальности, можетъ открыть фабричное производство: законъ разршаетъ такое устройство, но богачъ можетъ устроить такую фабрику, а бднякъ — нтъ. Законъ всмъ разршаетъ обучаться въ гимназіяхъ и въ университетахъ, но это обученіе доступно для богатыхъ и не доступно для дтей рабочихъ. Богатый можетъ нанять искустнаго адвоката для уголовнаго или гражданскаго процесса, бднякъ безнадежно путается въ судопроизводственныхъ формахъ, теряется и проигрываетъ даже правое дло.

Дале. Нтъ и не было такого правоваго государства, въ которомъ обыкновенные суды не замнялись бы судами чрезвычайными, гд бы обыкновенные законы и суды не замнялись бы чрезвычайными законами и судами, при чемъ подъ словомъ чрезвычайный надо понимать въ данномъ случа "санкціонирующій самый дикій произволъ". Эти суды и законы вводятся каждый разъ, когда правителямъ грозитъ серьезная опасность утратить власть, необходимую для богатыхъ и сильныхъ людей.

Правовое государство А. Дайси, это — утопія и, къ тому же утопія, по существу, не желательная.

Государствовды говорятъ намъ, что власть ограничивается законами о свободахъ. Но правильне сказать, что эти законы издаются именно для того, чтобы упрочить власть.

Вовсе не нужны законы о свобод слова, коалицій и пр… Точно также не нужны и законы, Ограничивающіе свободу коалицій, свободу рчи и пр.

Вовсе не нужны законовъ для того, чтобы имлась свобода. Если бы не было власти, то есть, правителей, запрещающихъ говорить, собираться, устраивать союзы и пр., то не кому и не къ чему было бы писать законы о томъ, что люди имютъ право высказывать свои убжденія, устраивать коалиціи и пр., какъ не нужно писать для человка законъ о томъ, что люди имютъ право говорить, устраивать собранія и пр…

Нтъ такого правительства, которое вычеркнуло бы изъ своего свода законовъ (или изъ свода судебныхъ прецедентовъ, имющихъ силу закона) вс строки, въ которыхъ говорится о собраніяхъ, рчахъ, союзахъ, печати и т. д.

Нигд нтъ поэтому и свободы. Нтъ ее и въ совтской республик, нтъ и въ парламентскихъ странахъ.

Возьмемъ, хотя бы Англію, эту классическую страну того, что государственное право называетъ свободой. Въ этой стран нтъ законовъ о свобод слова, въ континентальномъ пониманіи этихъ словъ. Въ этомъ отношеніи тамъ былъ сдланъ микроскопическій шагъ къ анархизму, но и въ этой стран свобода слова и печати исчезаетъ, разъ въ словахъ оратора или писателя заключается то, что можно назвать возваніемъ къ мятежу, къ возбужденію вражды между классами, или подрывъ авторитета государственной власти.

Правда, насъ утшаютъ тмъ, что судъ ршаетъ въ Англіи вопросъ о томъ, ведется ли въ этомъ случа рчь о "законной" защит научныхъ и философскихъ воззрній или о караемыхъ закономъ нападкахъ на современный строй властнаго общества. Но, если такъ, то при чемъ тутъ свобода? Но судьи — кто?.

Если я выскажу свои убжденія, ни на грошъ не интересуясь наукой или философіей, или даже, не признавая ихъ авторитета въ области обществовднія, разв не будетъ попрана, свобода слова, когда 12 лавочниковъ и коронный судья посадятъ меня за мои слова въ каторжную тюрьму?