Государство и народ. От Фронды до Великой французской революции

«…Хотя болезнь, овладевшая нами и продолжающаяся по сей день, не дает повода отчаиваться в выздоровлении, всякое может случиться… поэтому мы посчитали себя обязанными привести в надлежащий порядок все то, что необходимо для сохранения мира и покоя в нашем королевстве на тот случай, если Бог призовет нас… У нас есть все основания верить в добродетель, благочестие и мудрое поведение нашей дорогой и горячо любимой супруги, мы можем ожидать, что ее управление будет счастливым и прибыльным для государства. Но груз регентства очень тяжел: судьба государства, его спасение и сохранение зависят целиком от того, на кого возложен этот груз, и, так как невероятно, чтобы королева-мать обладала всеми необходимыми познаниями для выполнения столь сложной миссии, невозможно, чтобы у нее имелось все то совершеннейшее понимание государственных дел, которое приобретается в результате долгой практики, то мы рассудили необходимым создать при ней регентский совет. Во власти и компетенции этого совета — изучать важнейшие государственные дела и большинством голосов принимать по ним решения. Чтобы этот совет состоял из лиц, достойных столь высокого предназначения, мы решили, что не можем сделать лучшего выбора, чем назначить в него наших дорогих и горячо любимых кузенов принца де Конде и кардинала Мазарини, нашего дорогого и горячо любимого господина Сегье, канцлера Франции и хранителя печати, наших дорогих и горячо любимых господ Бутийе, сюринтенданта наших финансов и великого казначея, и Шавиньи, государственного секретаря. Мы желаем и приказываем, чтобы наш дорогой и горячо любимый брат герцог Орлеанский, а в его отсутствие паши дорогие и горячо любимые кузены де Конде и кардинал Мазарини возглавляли этот совет…»^{5} Так писал в завещании король Людовик XIII. Не доверяя своей жене Anne Австрийской, он хотел ограничить ее власть регентским советом…

14 мая 1643 г. король скончался. Его предсмертная воля недолго сохраняла свою силу. 18 мая Парижский парламент, созванный Анной Австрийской, кассировал королевское завещание. Во время заседания выступили генеральный адвокат Омер Талон и президент одной из палат парламента Барийон. Речь Талона встретила всеобщее одобрение, речь Барийона — замешательство и негодование. Генеральный адвокат говорил о неделимости монархии и монаршей власти, о том, что и в период регентства высшая власть не может быть доверена совету^{6}.

Полная независимость суверена являлась для магистратов священным кредо^{7}. Но они же считали, что парламент вправе корректировать принятые королем решения. Ущемления королевской воли они в этом не видели. Вот это общепринятое положение Барийон логически развил применительно к конкретному случаю. Он предложил удалить из регистров парламента «неконституционное» завещание Людовика XIII, а только что принятый вердикт о передаче полноты власти королеве объявить «соответствующим воле почившего короля». Барийон предложил также на специальном заседании парламента обсудить вопрос о делах прошлого и средствах помощи государству в настоящем^{8}. Столь энергично выраженные тайные помыслы магистратов шокировали их самих. Предложения Барийона были отклонены. Любые политические помыслы должны подчиняться букве закона — таков был один из основополагающих принципов деятельности парламента.

Парижский парламент представлял собой специфический судебно-административный орган, в его юрисдикции находилась почти треть территории страны, важнейшие судебные дела рассматривались в его степах. Магистраты осуществляли контроль над издательской деятельностью, отправляли функции полиции нравов, наблюдали за театральными представлениями, имели право вмешиваться в дела Парижского университета, а в некоторых случаях даже в дела церкви. Совместно с другими суверенными судами и муниципалитетом парламент нес ответственность за поддержание порядка в городе, а также за регулярность выплаты так называемой муниципальной ренты^{9}. Но главное, парламент регистрировал и тем самым как бы объявлял законными королевские эдикты и ордонансы.

Предварительно они обсуждались, и нередко парламент выступал с ремонстрациями, т. е. требовал в письменной и устной форме, чтобы в предлагаемые законы были внесены изменения в соответствии с духом и буквой прежних законов королевства.

Парижский парламент нередко препятствовал проведению централизаторской политики Людовика XIII и его первого министра кардинала Ришелье. Стремясь сломить оппозицию магистратов, Людовик XIII запретил ремонстрации и предварительное обсуждение в парламенте королевских указов без специального на то разрешения^{10}. Теперь, обратившись к парламенту по столь важному вопросу, как кассация королевского завещания, Анна вернула магистратам политический вес и значение.