Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.

Эти сановники, некоторые ханские родственники и представители высшего духовенства, а также другие лица по выбору хана формировали совет при хане, который образовал в 1810-е годы Мухаммад-Рахим I [Муравьев, 1822а, с. 99; 1822б, с. 59–63] и постоянно (едва ли не ежедневно) созывал Сейид-Мухаммад (1856–1864) [Вамбери, 2003, с. 102; Залесов, 1871, с. 66]. Другими же монархами он созывался нерегулярно, полномочия его были неопределенными, так что вполне обоснованным видится его сравнение с боярской думой эпохи Московского царства [Стеткевич, 1892, с. 209].

Кроме того, при дворе имелось огромное число разного рода синекур, которые ханы жаловали либо своим родственникам, либо фаворитам, либо же родоплеменным вождям и их сыновьям в обмен на лояльность. А. Вамбери упоминает среди таковых, в частности, шербетчи (податель хану напитков), пайеке (хранитель ханского кальяна), шилаптчи (податель таза для омовения), кумганчи (держатель кувшина при том же омовении), румалчи (податель полотенца) и т. д. [Вамбери, 2003, с. 101].

Высшие сановники время от времени приобретали статус временщиков, каким раньше, при ханах-Чингизидах, обладали сами инаки из рода Кунграт. В 1817 г. Мухаммад-Рахиму I пришлось подавить заговор мехтера Яр-Мухаммада и казнить его вместе с его 44 родственниками, причем в заговоре принимали участие и другие влиятельные сановники, и даже ханские жены [Субханкулов, 2007, с. 217–218]. Мехтер Мухаммад-Якуб, унаследовавший власть от собственного отца Юсуфа, занимал должность при нескольких ханах – Рахим-Кули (1842–1846), Мухаммад-Амине II (1846–1855), Абдаллахе (1855–1856) и Кутлу-Мураде (1856), – пока не был казнен Сейид-Мухаммадом в 1857 г., который только после его смерти почувствовал себя уверенно на троне [Залесов, 1871, с. 66; Игнатьев, 1897, с. 147; Abbott, 1884b, р. 293]. Аналогичным образом, диван-беги Мухаммад-Мурад (Мат-Мурад), «унаследованный» Мухаммад-Рахимом II от своего отца, фактически отодвинул юного хана от власти и правил государством совершенно самостоятельно. Американский журналист Я. Мак-Гахан обоснованно отмечал, что когда диван-беги за свою антироссийскую деятельность был после взятия Хивы в 1873 г. взят под арест русскими войсками и выслан в пределы России, хан «испытав однажды всю прелесть власти, …не так-то охотно вверит ее опять другому» [Мак-Гахан, 1875, с. 206][82].

Однако подобные примеры являлись, скорее, исключениями. Со временем ханы стали назначать на высшие сановные должности не представителей родоплеменной знати (которым жаловали либо высокие посты в армии, либо просто почетные звания), а выходцев из незнатных слоев и даже бывших рабов, которых возвышали за их личные достоинства и таланты. Такая политика позволяла ханам не опасаться, что сановники при поддержке своих родов и племен сумеют усилить власть, превратив монарха в марионетку, как делали их собственные предки в XVIII в. Кроме того, возвышаясь благодаря ханскому покровительству, сановники целиком и полностью зависели от монарха, и только верность ему позволяла им сохранять высокое положение. Еще одним следствием такой политики ханов-Кунгратов стало то, что они старались сами контролировать все те сферы деятельности, за которые должны были отвечать назначавшиеся ими сановники. Особенно часто это проявлялось после того, как монарх отправлял в отставку или казнил очередного временщика, заменяя его менее амбициозным лицом. Это позволяло иностранным дипломатам, наблюдавшим такую ситуацию, характеризовать систему высших органов власти в Хивинском ханстве как «примитивную» [Залесов, 1871, с. 66; Игнатьев, 1897, с. 148; Abbott, 1884b, 291].

Мы не случайно объединили в рамках одного параграфа анализ сведений путешественников о центральных и региональных органах власти. Дело в том, что четкого административно-территориального устройства в Хивинском ханстве не было [Данилевский, 1851, ч. 133], и очень часто номинальными правителями административно-территориальных единиц являлись придворные сановники, тогда как реальная власть принадлежала совсем другим лицам.

Так, вышеупомянутый мехтер формально являлся ханским наместником над хивинскими владениями к югу от Амударьи, а куш-беги (или диван-беги) – над владениями к северу от реки [Базинер, 2006, с. 354; Данилевский, 1851, с. 133; Килевейн, 1861, с. 104][83]. Естественно, прямого руководства этими территориями они не осуществляли, а контролировали наместников отдельных городов и областей, а также сборщиков налогов.