Обладая таким статусом, башкиры отличались некоторыми особенностями, к примеру они обладали законным правом на наследственное общее владение землей и были обязаны нести воинскую службу в Башкирском Войске — в форме нерегулярного войска наподобие казачьего. Это войско существовало с 1798 г., что предоставляло башкирам некую степень самоуправления: башкиры были разделены на ряд округов, каждый из которых отвечал за какую-то часть войска. Но во второй половине XIX в. произошло разрушение корпоративной идентичности. Прежде всего во время Великих реформ 1860–1870-х гг. Башкирское Войско было упразднено за ненадобностью. Тем временем, безземельные русские крестьяне постоянно мигрировали в восточные окраины империи в поисках лучшей доли, и некоторые из них селились на башкирской земле в Оренбургской и Уфимской губерниях. Традиционные права башкир кочевать по широким пространствам рухнули, когда русские чиновники разрешили предпринимателям скупать башкирскую общинную землю и перепродавать ее крестьянам-колонистам, прибывшим из Центральной и Западной России. Эти политические и экономические нарушения башкирской самобытности и благосостояния послужили причиной возникновения тюркского национализма среди поволжских татар, самых зажиточных, наиболее высокообразованных и прогрессивных из всех мусульманских национальностей империи. К концу XIX в. татарские интеллектуалы приступили к выработке новых националистических концепций. Одним думалось, что почти все, если не все, мусульманские тюркские народы Российской империи должны образовать единую культурную и национальную общность под началом татар, тогда как даже те, кто уклонялся от такого амбициозного пантюркского плана, надеялись увидеть своего рода политический и социальный союз татар и башкир, поскольку эти две группы были близки в религиозном, языковом и культурном отношении.
Поскольку татары значительно превосходили численностью башкир, то угроза татарской ассимиляции представлялась формирующейся башкирской интеллектуальной элите, которая уже задумывалась о русской колонизации и разрушении башкирских корпоративных прав, весьма серьезной{502}
.В 1917 г. возникло слабое башкирское националистическое движение под руководством молодого востоковеда и умеренного социалиста Ахмета Заки Валидова, который отстаивал башкирский партикуляризм и выступал против попыток татар инкорпорировать башкир. К концу 1917 г. башкирский Курултай (собрание или законодательный орган) собрался в Оренбурге и избрал башкирское правительство. Валидов и его сторонники выступили с оптимистическими планами: восстановить Башкирское Войско и установить территориальную автономию в преимущественно кочевом регионе Восточного Башкортостана, известном как Малая Башкирия[55]
. Об антиимпериалистическом характере этого движения свидетельствует одна из самых радикальных целей Валидова: постепенно устранить русское присутствие в Башкортостане, заставив русских вернуть землю, незаконно захваченную у башкир до революции, и постепенно принудить их уйти и поменяться землями с мусульманами, живущими за пределами республики{503}.Особые этнополитические обстоятельства в Волжско-Уральском регионе усложнили попытки нового советского режима наладить отношения с башкирами и прочими местными мусульманами. Национальные идентичности были неустойчивыми и еще не вполне сложившимися, а противоборствующие политические движения создавали противоречивые мнения о нации. В 1917 г. основное деление между тюрками-мусульманами Волжско-Уральского региона представляли две все более непримиримые группы: с одной стороны, разные конгломерации тюркских интеллектуалов, прежде всего поволжских татар, которые видели основную близость мусульманских тюркоязычных народов региона и искали название для этой нации, и в этом случае использованные ими термины были различны — «мусульмане», «тюрко-татары» или «татаро-башкиры», а с другой — Валидов и сторонники башкирского партикуляризма. В данных условиях решение Советов признать конкретную «нацию» и ее право на национальное самоопределение означало занять позицию в этом татаро-башкирском споре, в этой сложной смеси политики и этнографии, в результате чего возможности гибких альянсов с другими местными политическими движениями были бы ограничены.
Не исключалось и иное: решения для создания партнерства с конкретными деятелями и движениями, решения, достигнутые в ответ на местные политические нужды, могли бы обязать советские власти поддерживать националистическую позицию их протеже.