Государство против революции

Весьма популярным является аналогия с Великой французской революцией, когда в ходе так называемого великого террора, развязанного якобинцами против «врагов народа», погибли почти все лидеры революции. Сказанную перед казнью Жоржем Жаком Дантоном фразу: «Революция пожирает своих детей» – обычно трактуют в том смысле, что логика послереволюционных событий такова, что борьба между самими революционерами становится неизбежной, и обычно люди, которых революция возносит на вершину государственной власти, гибнут первыми[444]. Большевики, объявляя Красный террор, поеживались, вспоминая эту сентенцию.

Впрочем, некоторые приписывают ее другому французскому революционеру – Пьеру Виктюрниену Верньо. Правда, звучала она несколько иначе: «Революция, как бог Сатурн, пожирает своих детей». В этом варианте она имеет более глубокий философский смысл. Миф о Кроносе (в древнеримском варианте – Сатурне) трактуется как образ времени, которое все порождает и все пожирает. Отсюда и универсальный объяснительный принцип: «Время было такое…»

Безусловно, репрессированные видные революционеры были порождены революцией – без нее они бы остались никем и звали бы их никак. В этом смысле они были ее детьми. Однако пожрала их вовсе не революция, а победившее ее государство во главе с еще одним сыном той же революции.

Если уж разбираться в классификации детей революции, то можно выделить два крайних случая – экзальтированный и свято верящий в революцию Троцкий (и в определенном смысле Крыленко) и циничный и аморальный Сталин. Если уж и искать аналогию с популярными назидательными историями, то лучше всего здесь подойдет библейская притча о Каине, убившем своего брата Авеля.

Каин (Сталин) убил Авеля (Троцкого) за то, что тот был угоден Богу (революции), а он – нет. Сталин, как не раз говорил Троцкий, революцию предал и прощать тех, кто знал это, не хотел, уничтожая свидетелей. Чтобы никто, встретив Каина, не вознамерился убить его, Бог сделал ему знамение или, другими словами, наложил на Каина печать. Иосиф Виссарионович и после своей физической смерти остается неубиваемым вождем почитателей «сильной руки».

Другое популярное клише – маятник истории, который, будучи сильно отклоненным от положения равновесия, непременно качнется в обратную сторону. Мораль здесь в том, что за всякой революцией следует реакция, которая с детьми революции обращается довольно грубо.

Однако отождествлять сталинизм с имперской реакцией было бы сильным преувеличением. Аналогии сталинского тоталитаризма с самодержавием выглядят занимательно, но не имеют под собой никакой основы. Да, структура общества практически не изменилась, но легитимность власти имела совершенно иную природу, а советская система управления от имперской отличалась коренным образом.

Это при проклятом царизме императора-реформатора, стремившегося сдвинуть страну в сторону общемирового тренда развития, сменял император-консерватор, пытавшийся сгладить возмущения социума от случившихся реформ, и наоборот[445]. Причем при каждом колебании маятника туда-обратно появлялась своеобразная «добавочная стоимость», дававшая импульс продвижению страны в сторону европейской цивилизации. Однако два последних императора оказались настолько экстремальными, что амплитуда маятника превысила допустимое значение, и он разрушился.

Нечто похожее происходило и в СССР, только колебания происходили между другими крайностями – от полурынка к мобилизации и обратно. При этом никакого приращения импульса развития не происходило, поскольку все попытки реформ сводились к пародиям на НЭП, и даже они сильно пугали начальство. Плоскость колебаний маятника истории опять оказалась перпендикулярной той, в которой находился общемировой тренд развития цивилизации, что и привело к краху коммунистического эксперимента.

Произошло это прискорбное событие отнюдь не в момент Октябрьского переворота и даже не в связи с окончанием Гражданской войны. Оно стало результатом узурпации партийной бюрократией идеологической функции коммунистической партии. Мало того, что марксизм-ленинизм был объявлен «единственно верным» и потому неверифицируемым учением, превратившимся тем самым в религию. Став, по сути, бюрократической инструкцией, требующей скрупулезного исполнения без отклонений в любую сторону. Учение начисто лишилось заложенного Марксом потенциала общественного развития и творческого начала, позволявшего в свое время Ленину адекватно реагировать на изменение текущих обстоятельств.

Общество лишилось возможностей конкурентного развития. Даже творчество деятелей искусства и культуры было жестко забюрократизировано с помощью подконтрольных партократии творческих союзов, требовавших от своих членов неукоснительного следования инструкции под названием «метод социалистического реализма».