– Нет, – пробурчал Жорик, – у меня по английскому в школе тройка была.
– Недоросль, однако! Не обременен знаниями, – покачал головой Мефодий. – Жил в древние времена человек по имени Цицерон. Сейчас процитировал его слова из «Первой речи Катилины», она считается вершиной ораторского искусства. Перевод крылатого выражения: о времена, о нравы.
– Ни фига не понял, – честно признался Жорик. – Но звали его прикольно – Ципципрон.
Гордин-Бородин воздел руки к небу, молча ушел и почти сразу вернулся, неся, как мне показалось, огнетушитель.
– Лежите смирно, – велел он и направил раструб на Жорика и приклеенную к нему Лялю.
Глава двадцать восьмая
– Кто эти люди? – тихо спросил меня Макс, заглядывая в столовую. – Почему на парне мои старые джинсы и футболка?
Я захихикала и вкратце изложила мужу события сегодняшнего дня.
– Ясно, – кивнул Вульф. – Значит, пенсионер – владелец магазина для охотников?
– Да, да. Оказывается, сеть пропитана специальным составом, он клейкий.
– Зачем?
– Чтобы аллигатор или другое животное не содрал ее.
Вульф издал странный звук.
– Интересно, Ляля до сих пор пытается поймать мифического крокодила?
– Я тоже его видела, – встала я на защиту подруги. – Сначала лежал на клумбе, потом сел в позе белки.
– Поза белки – это какая?
Я подняла обе руки на уровне груди, прижала предплечья к своим бокам, свесила вниз кисти и слегка присела.
– Вот!
Макс засмеялся:
– Ясно. Сейчас семь вечера. Через полчаса у нас встреча с этим Конем!
– Он отозвался! – обрадовалась я.
Макс наклонился, чтобы погладить Фиру.
– Ни на секунду не сомневался, что именно так и случится. Конь выставил условия: он готов беседовать только с одним человеком, с женщиной. Похоже, боится мужиков, не знает, бедняга, что некоторые дамы опаснее разъяренного быка. Не хочется отпускать тебя без сопровождения – не понравилось, как лошадь беседу ведет. Поедем вместе. Вот, держи кнопку. Если поймешь, что грозит опасность, нажми на брелок, вмиг окажусь рядом. Конь назначил интервью в ресторане, там отдельные кабинеты. Забронировал для себя соседний. Думаю, никаких эксцессов не случится, Коню просто нужны деньги. Но лучше перебдеть, чем недобдеть!
– Живо переоденусь, и поедем! – уже убегая, крикнула я.
– Бальное платье с глубоким вырезом, корсетом и юбкой в пол – лучший вариант, – сказал мне в спину Макс. – Не забудь туфли на шпильке и сумочку, которую в ладошке держат, забыл, как она называется. Пошел в машину.
Если надо, я способна собраться за десять минут. А сегодня уложилась в пять – натянуть чистые джинсы и свежую кофту много времени не заняло.
Поехали мы каждый на своей машине. Я припарковалась на площадке у ресторана. Муж бросил джип на соседней улице и дальше пошел пешком.
Вход в харчевню стерегла милая девушка:
– Прошу прощения, свободных мест сегодня нет.
– Евлампия Романова, – представилась я. – Меня ждут в десятом кабинете…
И как ответить администратору, если спросит, кто пригласил меня? Сказать честно, Конь без пальто?
Хостес взяла «айпад» и тут же кивнула:
– Конечно. Проходите. Всегда рады видеть вас. Нина, проводи гостью.
Передо мной, словно Сивка-Бурка, возникла девушка, тоже излучающая радость, и затараторила:
– Хорошо, что пришли! Сегодня потрясающий пирог с черносливом. Обязательно съешьте пару кусков. С вашей фигурой можно все себе позволить. Советую еще непременно попробовать фаршированного фазана, он великолепен. А какая у нас осетрина по-московски!
Продолжая на все лады расхваливать творения рук местных поваров, девушка довела меня до двери, сообщила: «Вам сюда» – и живо ушла. Я толкнула створку, увидела небольшую комнату, круглый стол, пару кресел и пенсионерку, очень похожую на Алевтину Васильевну, мою первую учительницу музыки.
Внешне педагог напоминала иллюстрацию к книге русских народных сказок, которую я, маленькая Фрося, очень любила читать. И, открывая книгу, я всегда жалела, что у меня нет такой бабушки, как на первой картинке. Там изображалась старушка с ласковым взглядом, улыбкой, румяными щеками, волосами, стянутыми в пучок. Я думала, что могла бы ей жаловаться на маму, которая до июня месяца велела мне одеваться в зимнюю куртку, сапожки на меху и не разрешала летом, когда жили на даче, купаться в речке.
Как-то раз невыносимо жарким летом я тайком сбегала к водной артерии, от души поплескалась, пошла домой и по дороге столкнулась с мамулей. Лицо у нее было бледнее кефира.
– Ты ходила плавать, – выдохнула она, – катастрофа.
Мне исполнилось пятнадцать, и я решила взбунтоваться:
– На улице почти сорок градусов, простудиться невозможно.
– Насморк, больное горло, воспаление легких можно вылечить, – простонала родительница, – но что делать, если моя крошка утонет?
Я опустила голову и молча побрела домой. Не стоило говорить, что в речке, которая воробью по колено, не сумеет лишиться жизни даже гусеница. И очень хотелось рассказать кому-нибудь про маму, которая задушила меня любовью.