Воины Даниила Щени и основные силы полка Ивана Воротынского, не щадя последних сил, пошли на врага. Все воины русской рати поняли, что близка победа над врагом. Ярость их нарастала, никто не ведал страха смерти. Русская подкова приняла правильную форму, потом концы её медленно, но неотвратимо начали смыкаться. Уже возникла угроза окружения литовцев, был близок час, когда остатки вражеского войска окажутся в хомуте, из коего мало кому удавалось вырваться: сыромятная супонь стягивала клещи хомута.
— Так‑то мы вас, супостатов! — звенел над полем голос Якова Захарьича, когда он шёл на сближение с тысяцким Фомой Сомовым из полка князя Воротынского.
И вот уже два витязя встретились и за их спинами прирастает мощь воинов. Клещи сошлись, супонь затянута. Теперь надо не дать врагу порвать её. Да, игра стоила свеч, и русские воины всё прибывали и прибывали к клещам хомута и разили стремящихся вырваться из него литовцев, которые видели своё спасение за рекой Ведрошей.
Гетманы Острожский, Радзивилл, князья Друцкие собирали в кулак воинов и в разных местах пытались разорвать кольцо окружения. Но, по мере того, как они теряли своих воинов, их попытки становились всё слабее. Наконец они поняли всю тщетность своих усилий и смирились с неизбежностью пленения. Лишь сотни три или четыре воинов чудом не попали в окружение. Они в панике мчались к реке, бросались в воду, чтобы добраться до спасительного правого берега. Русские воины не преследовали тех, кто бежал к реке, они были озабочены одним: не дать вырваться литвинам из окружения. Враги ещё сопротивлялись, лезли на рожон, но прогремел над полем сечи голос воеводы Даниила Щени: «Бросайте оружие, литовские воины, и мы сохраним вам жизнь!» — и литовцы вняли голосу разума. Первыми бросили оружие воеводы и побудили к тому всех воинов. Вскоре в центре Митькова поля стал подниматься холм из складываемых мечей, сабель, копий, щитов, луков — из всего, чем были вооружены литовские воины. Вот уже русские ратники погнали пленных к холму, где стоял шатёр Даниила Щени. И пришёл час, когда можно было обозреть поле сечи всем, кто остался в живых. Русские воеводы собрались на холме и высматривали среди пленных гетманов и князей. Главные из них были в руках русских ратников. Шли в толпе главный гетман Константин Острожский и гетман Николай Радзивилл. Первый из них ни на кого не смотрел и буравил острым взглядом землю под ногами. Второй, наоборот, шёл с высоко поднятой головой, утверждая всем своим видом, что он оказался в плену только благодаря хитрости русских. Братья Друцкие были спокойны, словно всё происходящее вокруг не касалось их. Они о чём-то переговаривались. Граф Хребтович не захотел расстаться со своим конём и единственный между сотен пленных ехал верхом. Он смотрел кругом, но больше всего на русских воевод, с презрительным выражением лица. Не было среди пленных лишь Яна Заберезинского. Он, как потом выяснилось, успел убежать за Ведрошу. Не шагал с пленными и маршалок Станислав Глебович. Он пал на поле сечи, как позже сказали, смертью храбрых. Как только пленные прошли мимо воевод, их погнали прямиком в стольный град.
Летописец в тот год отметил: «Радость в Москве была великая».
Государь всея Руси Иван Васильевич щедро наградил золотыми всех отличившихся воевод, тысяцких, сотских, десятских и ратников. В Кремле в честь победы награждённым был дан пир. Москва ликовала несколько дней.
Позже историки записали: «В 1503 году Иван Васильевич подписал с Александром Казимировичем перемирие на шесть лет. Под власть Ивана III (формально на перемирные года) переходили Стародубское и Новгород–Северское княжества, земли князей Мосальских и Трубецких, а также города Брянск, Мценск, Дорогобуж, Торопец, Белый и другие — всего двадцать пять городов и семьдесят волостей, почти треть земель Литовского княжества. Для России воссоединение этих земель имело колоссальное экономическое и политическое значение».
В праздничные дни после победы над литовцами в Успенском соборе Кремля государь отслужил торжественный молебен, на котором многажды повторялось имя великой княгини литовской и русской Елены, вложившей в эту победу немалую долю всего, к чему подвигнула себя в годы жизни в Литве.
Глава двадцать пятая. КОРОЛЕВА ПОЛЬШИ