Государыня

Войтех всегда встречал Александра без подобострастия. Он относился почтительно не к самому Александру, а к его титулу великого князя. А непочтительность его родилась от понимания характера Александра. Ему, мягкотелому моту, не способному проявлять свою власть, не следовало поклоняться, как достойному монарху. Его надо всеми доступными средствами подчинять своей воле, считал епископ Адальберт. Даже теперь, зная, что Александр будет избран королём Польши и корона его воссияет дважды, Адальберт нисколько не трепетал перед будущим королём Полыни и великим князем Литвы, тем более что епископ только что дочитал послание папы Александра VI, которое укрепило праведность его отношения к великому князю. Что ж, у епископа было на то основание. Понтифик Римской церкви выразил в своём послании Войтеху значительно больше негодования по поводу поведения Елены, нежели в послании великому князю. Он требовал убеждать Елену до предела, а если она не покорится, совершенно отлучить её от мужа, удалить из дворца в монастырь и всё её состояние конфисковать в пользу церкви. Последнее волеизъявление понтифика особенно пришлось по душе Войтеху. Епископ уже знал, какими сокровищами наделил Елену её отец Иван Васильевич, и душа его ликовала в предвкушении обладать ими. Позже Войтех узнал, что ещё более жёсткое повеление папы римского получил брат великого князя Александра краковский архиепископ Фридрих. Папа повелевал ему в случае непреклонности Елены объявить, что с нею поступят по форме церковного суда и она будет наказана настолько, насколько простирается её упорство в заблуждениях. В глазах папы римского Александра VI Елена была чудовищем, терзающим тело католической церкви. Впоследствии всё это вкупе зарядило епископа Войтеха такой силой страсти, что он готов был отправить Елену на костёр.

Ещё не зная содержания грамоты, полученной Александром, при появлении его в своих покоях епископ Войтех сказал:

   — Вижу, сын мой, государь, ты в душевном смятении от послания вселенского отца нашего, папы Александра. И если неведомо тебе, что он мне пишет, мужайся, услышав сие, ибо ничем не могу тебя утешить. Завтра же призову государыню–схизматичку в храм Станислава и потребую от неё покорности до предела. Вот моё слово.

   — Прости, святой отец, но я пришёл не затем, чтобы ты утешал меня, — с вызовом произнёс великий князь. — Я прошу оставить супругу в покое, пока не решится судьба польской короны.

Говоря дерзко, Александр всё-таки трепетал душою. Он боялся, что епископ начнёт буравить его своим жёстким взглядом и, подавив всякую волю к сопротивлению, потребует во всём быть послушным велениям церкви.

Однако Войтех не хотел ломиться напролом и прислушался к твердо выраженной воле великого князя. Он ещё не понимал душевного взлёта, который произошёл в Александре, и хотел в том разобраться. Он подумал, что у церкви есть время потерпеть с судом над Еленой до того часа, когда определится судьба великого князя.

И он сказал, дабы умиротворить Александра:

   — Хорошо, сын мой, ни завтра, ни в ближайшие дни мы не будем увещевать государыню. Всё решим после слова сейма и рады. Ты знаешь, о чём я говорю. Аминь.

   — Спасибо, святой отец. Верю, что всё встанет на круги своя, — повеселел Александр.

   — Дай‑то Бог, дай‑то Бог, — сквозь зубы поддержал Александра Войтех и осенил себя крестом.

Епископ сожалел, что всё получается пока не так, как он задумал. Но он понимал, что одно дело — противостоять и противоречить государю, который под каблуком у церкви и рады, и совсем другое дело, если вдруг Александр станет ещё и королём Польши, а сейм возьмёт его под свою опеку. Тут и ожечься можно. Подумал епископ и о том, что сила в его руках будет уже не та, потому как брат Александра, архиепископ Фридрих, никогда не проявлял к Войтеху тёплых чувств.

   — Считаю, святой отец, что мы исчерпали нашу беседу, — произнёс уверенно Александр, откланялся и покинул палаты епископа.

Пока посланиям папы римского суждено было отлёживаться в тайных шкатулках, в судьбе Александра и Елены наступила череда перемен. Спустя четыре месяца после кончины короля Ольбрахта в Кракове был созван съезд польского сейма, и на этом съезде почти при полном единодушии королём Польши был избран великий князь литовский Александр Казимирович. Потомок великого князя литовского и короля польского Ягайло, героя Грюнвальдской битвы, Александр стал продолжателем польской династии Ягеллонов, которые правили в своё время не только в Польше и Литве, но и в Венгрии, и в Чехии.