— О том и речь веду, дочь моя. Позавчера примчали к пану Любарту семеро воинов–литвинов и ночевали у него. А потом служки городского головы разбежались по Рогачеву и окрест и повелели как горожанам, так и селянам под страхом смерти носа из изб не показывать ноне и завтра весь день. Вчера же вечером пан Любарт позвал меня и ксёндза Явнутия в свои палаты и строго наказал не вести нынче и завтра никакой службы и храмов не открывать. Страсти и ноне утром бушевали. Голова Любарт созвал чуть свет на площадь панов–вельмож конных и ускакал с ними вниз по Днепру в сторону Речицы или на Гомель, говорили. Долг мой пред Всевышним был сказать тебе, государыня, об этом. А иного чего и не ведаю. Не обессудь, дочь моя.
— Спасибо, святой отец. Из сказанного тобой истина открылась. — Елена добавила: — Я помолюсь ещё…
— Сотвори молитву, дочь Иоаннова. Как он далеко от нас, батюшка. Господи, приблизь день воссоединения с братьями, с жёнами, с могилами отцов и дедов.
С этими словами священник Иероним ушёл, по пути осенив крестом боярыню Анну, молившуюся за спиной Елены.
Спустя несколько минут княгиня Елена покинула церковь. Молитва принесла ей облегчение, но не настолько, чтобы вовсе избавить от горьких размышлений, навеянных рассказом отца Иеронима. Она понимала, что вельможные паны, гетманы, епископ, рада — все они вкупе выступили против неё, едва она сделала шаг к сближению с россиянами. Как надеялась она до поездки, что её путешествие по русским княжествам будет весьма полезным, как ждала, что тысячи русичей, увидев свою православную государыню, пробудят в себе жажду освобождения от литовского ига! Княгиня верила, что её встречи, её общение с русскими князьями и владетелями порубежных с Русью земель толкнут их на отход от Литовского княжества. Ведь было же так, когда призываемые великим князем Руси отважные северские князья отошли с уделами и городами к своей отчизне. И вот задуманное ею срывалось самым нелепым образом из‑за происков литовских властных вельмож. Как она может увидеть, сказать вдохновляющие слова всем князьям и боярам, тяготеющим к Руси, ежели их держат в хомутах, словно пленников? «Да не должно так быть! И я не буду бездействовать. Раз уж мне объявлена война, то и я буду не только защищаться, но и нападать!» — горячо рассуждала великая княгиня.
Путь от церкви до тапканы, где Елену ожидал государь, был коротким, но ей хватило времени подумать о многом. Она отважилась было просить Александра о том, чтобы он своей государевой властью остановил бесчинства вельможных панов и наместников, которые мешали ей вольно встречаться и говорить с россиянами. Но надежда на действия Александра в её пользу была настолько призрачной, что Елена погасила в себе желание просить его о чём‑либо. Да и было бы наивно просить Александра о помощи ей во вред, ему самому и княжеству Литовскому. В конце концов она решила добыть сама себе право разговаривать с россиянами открыто и без помех. А подойдя к тапкане, Елена увела князя Илью, и у неё мелькнула дерзкая мысль: «Подняться, что ли, в седло рядом с ним и скакать во главе полусотни воинов по российским землям, звать русичей за собой в единую семью?» Мысль была отрадной, простой и доступной к исполнению: как легко взметнуться в седло и умчать по городам и весям Древней Руси, порвав тонкую нить супружества! Ан нет, нить, связывающая её с Александром, хотя и тонка, но прочна. Даже повисни на ней, не оборвётся. Потому‑то Александр спокоен и уверен, что отныне у него в жизни всё будет хорошо, всё прочно. Да, будет хорошо, если она, государыня, удержит себя в узде, если свяжет её с Александром дитя, коего, может быть, они зачали. А что скажет батюшка, если, по его мнению, она поступит неразумно? Ведь он наставлял её вести себя в замужестве чинно и достойно и конечно же, стоять за веру и пострадать, если такова воля Господня. Потому ей должно оставаться государыней при государе, и другого не дано. Она подошла к Александру и тихо сказала:
- Мой государь, в Рогачеве нам делать нечего. Едем к Могилёву. Встанем шатрами на высоком берегу Днепра и полюбуемся далями.
— Я ко всему готов, моя государыня, — ответил Александр. — Но, может быть, нам стоит подождать, пока найдут хотя бы наместника Любарта?
Зачем? Да и не найдут его. Он, по всему выходит, выполняет волю рады и канцлера.
— Как это так? Что они, превыше меня? — загорячился Александр.
— Успокойся, дорогой. Скоро ты сам во всём разберёшься, так лучше покатим дальше.
Смотри, моя государыня, коль видишь далеко. Я покоряюсь твоей воле. А на Днепре мне и впрямь хочется постоять и рыбку половить.
Вскоре великокняжеский поезд покинул унылый Рогачев и потянулся к берегам Днепра на север. Елена теперь думала о том, что ждёт её в Могилёве и удастся ли ей побывать в Мстиславле и Смоленске.