Готамерон. Часть I (СИ)

Брызнула кровь. Лезвие вошло неглубоко, причинив мимолетную боль. Спасли плотно прилегавшие к телу пластины и двойной слой кожи. Ахмад торжествовал недолго. Отбросив кинжал, Румбольд схватил убийцу за руку и притянул к себе, ударом лба расквасив весельчаку нос. Алмер попятился и загнусавил, глотая кровь. Румбольд не стал ждать и ударил еще раз плечом, оттеснив противника к раме, на которой висела сеть. Смуглый охотник догадался, куда его гонят, и в последний момент улизнул, заняв новую стойку.

Спрятав кинжал, он взялся за секиру обеими руками и вложил оставшуюся энергию в запястья. Румбольд начал медленно отступать, следя за движениями противника. Ахмад был неумолим, раскручивая оружие перед собой. Топор поднимался сверху вниз, рассекая воздух. Слабые выпады оппонента его не тревожили. Не мешали ему и рыболовные сети, развешенные по двору. Топор замирал лишь тогда, когда они оказывались по разные стороны пеньковой паутины. За одной из таких рам Румбольд потерял его из виду, а когда отыскал, было уже поздно. Наточенное лезвие секиры выскочило из темноты, рассекло ему бровь и опустилось на грудь.

Румбольд сам не понял, как очутился на земле. Клинок выпал из ослабевшей руки. Ахмад тяжело вздохнул и рассмеялся, поминутно сплевывая кровь.

— Где твоя мотыга, крестьянин? Ты что и впрямь думал победить? Думаешь, меч сделает тебя воином? — вопрошал он, поигрывая секирой. — Признайся, а то умрешь дураком.

Румбольд опустил дрожащие пальцы за пояс, продолжая следить за движениями болтуна. Кровь заливала левый глаз. Рана на груди неприятно подрагивала. Тяжесть в плече мешала шевелить рукой.

Победитель вышел из-за рамы, самозабвенно стирая большим пальцем кровь с лезвия секиры.

— Признайся, малкар, что ты дурак.

Ахмад еще что-то произнес, а затем умолк, заметив, что жертва вооружена свитком с заклинанием. Румбольд выронил пустой пергамент, собирая между ладоней огненный вихрь. Уловив опасное сияние, алмер попытался отпрыгнуть, но сделал это слишком поздно. Яркая вспышка озарила площадку, поглотив убийцу. В дымящихся доспехах, Ахмад завертелся в воздухе точно бумеранг, плашмя повалившись в кучу снастей. Румбольд поднялся и поспешил к нему. Смуглый алмер брыкался и дергался изо всех сил, пытаясь вырваться и потушить тлеющую броню. Стоило острию клинка коснуться его горла, и он тотчас утих, повиснув на сетях, точно муха в паутине.

— Передай своим хозяевам, что в следующий раз я не буду таким робким, — предупредил Румбольд, срывая остатки брони с груди убийцы. — Еще одно покушение и о существовании вашего притона узнают все. Передай, что трупы тоже умеют говорить. Даже никты в горах Форстмарда будут знать о том, что в канализации Готфорда поселился выводок алчных крыс.

Он тщательно его обыскал, но, кроме тафтяного мешочка с десятком золотых монет и диковинного ключа с шестью насечками, ничего не нашел.

— От чего этот ключ? — спросил он, повертев им перед лицом убийцы.

— От пояса верности твоей матери.

Острие меча вновь коснулось глотки воина. Алмер задрожал, но нашел в себе силы плюнуть на лезвие. Румбольд с презрением глянул на ублюдка. Все-таки это был любитель. Только дурак в его положении стал бы корчить из себя храбреца.

Подобрав оружие, он поблагодарил головореза за танец и зашагал прочь. За спиной доносился яростный глас Ахмада, от переизбытка чувств против воли переходившего на родной язык:

— Думаешь, это конец, малкар? Точи лучше клинок, Никто. А ду бартэ? Они такого не прощают, малкар! Скоро, очень скоро ты будешь брать на клык у Ниргала.

3-й месяц весны, 24 день, Тридвор

В тусклом зареве свечей, напротив трона стояли пятеро мужчин. Два старика и три юноши. Арманд сидел в кресле и барабанил пальцами по рукояти рапиры. По его приказу дородный юноша в растянутом дублете вышел из строя и стал громко считать. Продолжалось это довольно долго.

— …Сорок пять, сорок шесть, сорок семь, сорок семь, сорокосемь, срок… — под конец задумчиво начал повторять вор.

— Довольно, — почти шепотом произнесла Кассия.

Она восседала на троне, облаченная в черное платье с воротником из вороньих перьев и, откинувшись на спинку, смотрела в сторону. На подлокотнике стоял серебряный кубок с вином, ободок которого она время от времени поглаживала указательным пальчиком.

Арманд хлопнул в ладоши, и молодой вор послушно вернулся на место.

— Дальше.

Воцарилось молчание. Последний в ряду кандидат не двигался. Арманд нахмурился, заметив, что юноша неотрывно наблюдает за ней и хлопнул в ладоши еще раз.

— Бастиан! — строго произнес златовласый вор. — Твоя госпожа ждет.

Кассия посмотрела на молодого вора, поймав его восхищенный взгляд. Кем бы ни был этот Бастиан, она видела его впервые. Для крестьянина он был мягковат, для бойца — слишком тощим, для нищего — слишком хорошо одет. Ничего особенного, кроме красивого лица и осанки в нем не было. «Наверное, сын какого-нибудь счетовода или ростовщика», — подумала она. Зачем еще образованному юноше прибиваться к воровскому поддворью?