Готамерон. Часть I (СИ)

— Совсем немного, кажется… А сколько крови, слез и желчи было пролито за горсть сего металла? — спросил он сам себя, и загадочно рассмеялся, перебирая пальцами золото. Этот звон всегда его успокаивал, но сейчас он звучал по-особому, как та музыка, которую любил слушать простой люд, и которую он сам презирал. — Вот если б ярость и агония, которую впитало содержимое златых моих подвалов, слились бы в цельной яркой вспышке, весь остров погрузился бы в огонь, как в первый день возникновения мира, когда владыка Нисмасс отделил пылающее солнце от искры божественной своей!

Словно по наитию Орвальд схватил свечу и, сжимая в кулаке мошну, бросился в дальнюю часть подвала с несвойственной человеку его комплекции скоростью.

— Пора! Пора!

Мысли о золоте окрыляли, заставляя говорить почти стихами. В такие мгновения он уносился в беззаботное прошлое, становясь задорным пареньком, любившим бегать по пашням, играть с крестьянскими детьми и тискать пушистых овечек. Наверху обстоятельства вынуждали его забыть детство и суетные забавы, на которые он потратил, как ему казалось, слишком много сил, но в подвале дозволялось все. Здесь грань между прошлым и настоящим размывалась, утопая в блеске золота.

Запрыгнув на постамент, землевладелец почти швырнул свечу на столик и опустился на колени перед шестым сундуком.

— Не могу понять, что со мной, — признался он самому себе, и мнительно осмотрелся. — Я всякий раз, когда хочу свой отпереть, впадаю в дикий трепет.

Он подавился слюной и стал сухо покашливать. Затем дрожащими руками снял с шеи связку ключей и стал перебирать их, выискивая тот, на котором был выгравирован номер шесть.

— Это не страх! Чего бояться мне? У пояса кинжал и дюжины убийц снаружи.

Коснувшись пояса, проверив, на месте ли короткий кинжал, Орвальд вернулся к возне с ключами.

— Я помню, как-то раз, отец мой принимал бродячего алхимика, и тот изрек занятную теорию. Старик считал, что существуют люди, которым нравится терзать других людей. Их смысл жизни коренился в том, чтобы чинить страдания и страх, рубя и разрезая слабые тела. — Вставив ключ в замочную скважину, Орвальд собрался с духом и дважды повернул металлический стержень с двумя насечками. — Готов поверить, что влагая ключ в замок, я чувствую все то, что чувствуют они, вонзая в жертву сталь.

Дрожащими руками он открыл сундук, и глаза его округлились так, словно внутри копошился выводок ядовитых змей. Пламя свечи рассеяло тьму и тысячи монет слились в единую массу, мгновенно поглотившую его сознание.

— Шестой сундук наполнен, — хрипящим от переизбытка чувств голосом молвил он, высыпав монеты в сокровищницу. — Настал заветный час. Настало время! Пора великий праздник учинить!

Попятившись, он кое-как встал и, взяв со столика свечу, раскинул руки в стороны, словно обращался к шумной толпе с городской трибуны. В такие мгновения он слышал где-то в подсознании ласковый голос, нашептывающий ему, что нужно делать и кем можно стать, имея такое богатство. Сейчас он чувствовал себя королем Магории, почти божественным правителем, по сравнению с которым величайший меандрийский император Меандрион I казался отпрыском нищего калеки. И это был открыт только один сундук! Когда же отпирались все шесть, мягкий голос переходил в рев. Силой мысли он превращался в ослепительное божество, способное сместить с небес самого Нисмасса.

— Из этого секретного подвала я править островом могу! Достаточно пожелать, и у меня будет армия. Одно мое слово, и на месте фермы воздвигнут замок, на башнях которого я вознесусь в небеса! Стоит захотеть, и лучший миннезингер королевства приплывет сюда, чтобы сочинить обо мне песню!

Расхаживая из стороны в сторону, Орвальд все не унимался, продолжая выдумывать диковинные метаморфозы своей персоны, при этом энергично потрясая руками. Силы ему придавало богатство — гарантия правления, залог величия и надежная защита.

— Я король Миркхолда! Я буду править всем! Я…

Дернув рукой с особой яростью, он случайно потушил свечу.

— Ниргал меня разорви!

Ругаясь и спотыкаясь, он кое-как заковылял на ощупь обратно к двери, где лежали фосфорные камни. Пройдя половину пути, Орвальд услышал знакомый голос, который будил его по утрам.

— Ваша милость! Ваша милость!

Кроме жены по утрам его будил только Джагинс. «Проклятый, болтливый, неугомонный, тупоумный крокер», — про себя выругался он. Нигде от него покоя не было. Джагинс передвигался быстро и бесшумно, часто появлялся не вовремя, а иногда даже шпионил через окна. Орвальд был уверен, что сядь он в лодку и уплыви на один из атоллов окружавших Миркхолд, пронырливый мажордом и там бы его сыскал.

— Велел же не беспокоить, пока я здесь! — рявкнул он, кое-как нащупав ручку двери. На ферме про него и так много слухов ходило, мол, в прошлом году он был тайно помолвлен с мешком золота, что вместо еды он питается монетами и прочая ерунда, явно придуманная любителями рваротной травы. Не хватало еще, чтоб наемники узнали, как он с сундуками разговаривает.

Визитер тем временем переминался с ноги на ногу, виновато потупив взгляд, и почему-то молчал.