Готамерон. Часть I (СИ)

— Четыреста сорок второй. Трое ушли на покой. Одна родилась — не пригодилась, — нараспев произнесла она первые куплеты придуманной давным-давно песенки.

Год рождения Белль запомнился всем жителям острова. В то лет лето скончались сразу два самых влиятельных человека на Миркхолде — барон Роберт и аббат Торгрим. Ее мать — крестьянка Тиссель — последовала за ними в конце третьего летнего месяца. Звездной ночью, лежа в амбаре, она кричала до хрипоты, умоляя Нисмасса прекратить мучения. В итоге пламенный владыка сжалился над ней. Тиссель умерла после родов, успев между глотками вина и стонами дать ребенку имя. Отец, больше всего на свете любивший жену и выпивку, лишившись одного удовольствия, всецело отдался другому. Так забота о новорожденной легла на плечи наивной четырнадцатилетней крестьянки, какой она была в те годы.

Невозможно вообразить, сколько мук ей пришлось натерпеться. Каких только бранных слов от нее не услышали крестьяне. Визжащий сверток все время дергался, испражнялся и вонял, словно детеныш стервятника, пожираемый глистами. Она таскала его повсюду, даже когда работала на огородах, но и там обстоятельства вынуждали трудиться в один глаз, следя за тем, чтобы дитя не утащили землегрызы.

Мучениям пришел конец только через два года. Белль научилась свободно ходить и понимала многие слова, став чем-то вроде ручной зверушки. Пока пьяный отец махал топором на лесоповале, Кассия приобщала сестру к общинному быту. Белль запоминала быстро и даже порывалась ей помогать, когда нужно было выполоть сорняки или набрать на пилораме щепок для очага. В тот же время у нее появился воображаемый друг; некто по имени Морил. С ее слов это был простуженный мальчик, с которым та познакомилась в лесу. Кассия слышала о таких странностях, но никогда не сталкивалась с ними сама. Старые люди в таких случаях говорили, что одинокие дети находят себе друзей среди мертвых, а точнее духов; ведь если собеседника не видно, то он, по определению, не может быть живым. Набожные крестьяне, напротив, утверждали, что одиночки чаще становятся одержимы злом, поскольку слова в пустоту считались признаком безумия, если только это не слова молитвы.

Кассия не верила ни тем, ни другим. Белль и впрямь была одинока, как и она сама когда-то. С Морилом сестра играла и разговаривала, словно с живым. В этом не было ничего плохого. Однако чтобы остальных крестьян такие беседы с воздухом не пугали, она стала плести для нее кукол, объяснив, что с вымышленным другом придется общаться через них.

Так прошел еще один год. Они жили в согласии, работая от рассвета до заката, а затем гром, как это водится, ударил внезапно и по всем сразу. В середине зимы отец пришел с лесоповала вусмерть пьяный и поплелся на могилу супруги. На кладбище лесоруб осушил еще одну бутылку крепкого кеновийского пойла, после чего зарубил старосту, брякнувшего, будто покойница была ведьмой и по ночам портила молоко. Друзья часто шутили, мол, ее папаша матерится как каторжник. В итоге он им стал, получив «Второй шанс» в Пайнруте. Белль скончалась месяц спустя. Ранним вечером, пока она помогала женщинам готовить еду, сестренка сбежала из амбара и заблудилась в заснеженном лесу. Малышку нашли едва началась пурга, и сумели отогреть, но с того дня силы стали ее покидать. Через три дня она скончалась, бредя о том, что должна позаботиться о ком-то важном. В то время Кассия была уверена, что Белль говорит о проклятом Мориле, чей образ был воплощен в кукле, и не сразу поняла, что на самом деле произошло. Сестра умерла по ее вине. Никто этого не знал, даже друзья. Кассия боялась рассказать им правду. Все что она делала — каждый год в день рождения Белль плела куклу и несла конопляную поделку на могилу. Согласно старому обычаю, так поступали многие люди, оставляя покойным то, чем они дорожили при жизни. Считалось, что эта жертва помогала удержать мертвеца в земле, а уж Белль имела полное право выйти из могилы и покарать ее за предательство.

Положив игрушку на кровать, она окликнула стражника, приказав позвать Эрику. Расторопная девица девятнадцати лет прибежала тут же, и принялась хлопотать вокруг своей госпожи. С ней в покои проник неизменный запах корицы, порошок которой она втирала в волосы. Эрика быстро причесала ее гребнем, расправила складки на камизе и помогла забраться в платье. Как всегда сработала быстро и без неудобств.

— Эрика, почему ты хмуришься? — спросила она, уловив едва заметное напряжение на румяном лике прислужницы.