Готический роман. Том 1

Мы прошли под аркой и снова оказались в круглом зале. Там уже стало совсем темно, но все-таки не так, как в подвале, а как бывает в замке, когда солнце уже зашло. Ури остановился возле лестницы и стал прислушиваться к тому, что творится наверху во дворе. Но он ничего не мог услышать, потому что во дворе было тихо. Строители, конечно, уже давно уехали в город в своем микроавтобусе и фрау Штрайх тоже – она никогда не задерживается после конца своего рабочего дня. Наверно, они с Отто смотрят свои фильмы днем после обеда, когда все в замке заняты делом и не обращают на них внимания.

Ури постоял-постоял, прислушиваясь, а потом погасил большой фонарь и сел на обломок камня, который мы с Карлом не стали выволакивать отсюда, потому что он не годился для постройки. Он помолчал минуту и спросил:

– А что, тебе очень хочется рассказать мне какой-нибудь секрет?

Не знаю, как он догадался, но мне и вправду очень хотелось, хотя было уже поздно и мне пора было ехать домой обедать.

– Ну и расскажи, раз хочется, – посоветовал мне Ури. Потом подумал и добавил:

– Не бойся, я тебя не выдам.

Я сперва не знал, какой секрет ему лучше рассказать, но раз мы были в круглом зале, я начал рассказывать секрет про круглый зал, – как Отто попросил меня вызвать скорую помощь, а сам велел мне везти его по нижнему коридору вслед за Карлом, который куда-то спешил. И как Отто велел, чтобы я вез его быстрей и быстрей, и все время стучал мне лапой: «Скорей! Скорей! Скорей». Но мне показалось, что Ури слушает меня не очень внимательно, хотя я не видел его лица в темноте. Когда я дошел до того, как Карл велел мне идти наверх открывать ворота полиции, во дворе хлопнула дверца машины. Ури схватил меня за руку и сказал мне шепотом:

– Стоп, замолчи!

Я сказал было еще одно слово, но Ури вскочил с камня и прикрыл мне рот ладонью. Я замолчал и услышал, как наверху зафыркал включенный мотор. Это была не наша машина и не машина фрау Штрайх, а чья-то чужая, – наши машины я узнаю по звуку мотора. Ури стиснул мне локоть так сильно, будто боялся, что я убегу, хоть я никуда убегать не собирался. Куда я мог убежать в темноте? Чужая машина немножко поревела во дворе, разворачиваясь, выехала за ворота, погазовала на повороте и покатилась вниз к шоссе, так что скоро ее не стало слышно. Тогда Ури отпустил мой локоть и сказал:

– Ладно, хватит. Пошли наверх!

Я стал спрашивать его, кто там был в чужой машине, но он быстро зашагал впереди меня по темному коридору, не дожидаясь, пока я посвечу ему под ноги фонариком. Мне ничего не оставалось, как светить ему в спину, – спина выглядела так, как в тот вечер в поезде, когда он выпрыгнул из окна.

Ури

Ури ворвался в рыцарскую трапезную почти бегом – тревога неотступно грызла его, пока он таскал беднягу Клауса по подвалам и переходам замка. Он чуть было не закрыл за собой с ходу зеркальную дверь, но громкий топот и пыхтение напомнили ему, что Клаус спешит вслед за ним.

– Инге! – громко позвал Ури, но никто ему не ответил.

И в коридоре, и в кухне, и в комнатах было тихо и темно – свет погашен, шторы задернуты, ни шороха, ни шагов, ни дыхания. Ури быстро прошел через кухню, прыгая через две ступеньки, сбежал с крыльца и заглянул в свинарник – там тоже было темно, но свиньи узнали его, несмотря на темноту, и, радостно хрюкая, двинулись всей массой ему навстречу в надежде на внимание и ужин. Ури зажег свет: в кормушках было пусто и сухо. Значит, Инге свиней не кормила. Он распахнул двери гаража – фургон стоял на месте, ворота были заперты, калитка тоже. И некого было спросить, куда девалась Инге. Неужто уехала с Рупертом?

Куда? Зачем? Почему?

Ури прислонился к холодным прутьям калитки, пытаясь вспомнить что-то важное, мимолетно мелькнувшее в подслушанном телефонном разговоре Инге с Рупертом. Какие-то фразы, столь несуразно неуместные, столь неуместно несуразные, что он зарегистрировал их магнитофонно, без всякого намека на понимание, совсем как Клаус:

«– Сеньора, вы уже бросили свои пятьдесят пфеннигов в фонтан Тренто?

– Что?

– Я бы бросила целую марку, лишь бы вернуться сюда опять!»

Чушь какая-то! Даже в их загадочном словесном поединке, в котором Руперт неясно почему победил, а Инге неясно почему уступила, эти театральные строки прозвучали абсолютной абракадаброй, безвкусной вставкой из другого спектакля. Но именно после них Инге позволила Руперту приехать в замок и отослала Ури прочь вместе с Клаусом. А теперь исчезла неизвестно куда.

На пороге кухни появился Клаус. Он стоял, опираясь на перила, и махал в воздухе каким-то зажатым в ладони белым листком, подцвеченным теплым розовато-оранжевым отблеском кухонного абажура:

– Записка, Ури! Она оставила записку!

Слава Богу, хоть записку оставила!