Третий по порядку ключ, выбранный Ури, был признан подходящим и снят с кольца. Зажав его в кулаке Ури снова вернулся к вентиляционной плите, стал на колени и со второй попытки отпер замок. Неотступный Отто, пристроившись в кресле за спиной Ури, дал ему знак приподнять плиту, которую вряд ли можно было назвать легкой. Однако Ури, напрягшись, отодрал одну массивную створку от другой и заглянул внутрь. Под ним была большая, погруженная в сумрак комната, в дальнем углу которой горел неяркий керосиновый фонарь, способный выхватить из тьмы только небольшой ломтик из обширного пространства, густо заполненного висящими в мешках цветочными горшками. В помощь фонарю в дальней торцовой стене зала вспыхивали, гасли и вспыхивали снова длинные языки зыбкого пламени, склонные окончательно погаснуть после каждой новой вспышки. В свете очередной вспышки Ури успел разглядеть на ярко озарившемся на миг фоне каменной кладки коленопреклоненную фигуру Инге – она пыталась разжечь огонь в камине. Поза ее поразила Ури классически скульптурным выражением полной отрешенности от окружающего ее мира.
– Инге! – окликнул ее Ури. – Сейчас же открой дверь – или я спрыгну вниз!
Она вздрогнула при звуке его голоса, повернулась к нему лицом и крикнула очень тихо – оказывается, за пределами отчаяния человек может кричать очень-очень тихо.
– Уходи отсюда, Ури! Уходи!
Вдруг она взмахнула руками, нелепо, как птица сломанными крыльями, и крикнула опять, на этот раз громко, – похоже, она уже переступила даже ту границу, когда была способна на тихий крик:
– Папа! Ты с ума сошел! Ты сейчас упадешь!
Ури оглянулся: старик, похоже, вконец обезумел – он подъехал вплотную к прорехе между створками и, криво перевалившись через подлокотник кресла, заглядывал вниз из-за плеча Ури.
– Сейчас же забери его отсюда, Ури! – еще громче закричала Инге.
Отто нечленораздельно заколотил в рельс. Из потока его невразумительного стука ясно было только одно, – что он не покинет поле боя добровольно. Преодолевая невольное отвращение, Ури положил руку на птичье плечико старика, силой удерживая его лихорадочно рвущуюся прочь руку:
– Отто согласится вернуться в свою комнату, – сказал он и слегка стиснул хрупкие кости. – Правда, Отто?
Протез повис в воздухе над рельсом, чуть покачиваясь, с угрозой ударить, но не ударяя. Ури прижал плечо чуть-чуть сильней:
– Он вернется к себе, если ты отопрешь мне дверь. Правда, Отто?
Плечо дрогнуло под ладонью Ури и съежилось еще больше в знак согласия:
«Правда вернусь», – отстучала лапа.
– Нет, нет, оставьте меня! Уходите оба! – упрямо повторила Инге.
В ответ Отто придвинулся еще ближе к щели между плитами, а Ури сказал:
– Если ты немедленно не откроешь дверь, я прыгну вниз.
«И я тоже», – нагло отстучал Отто.
Инге поднялась с колен:
– Хорошо, пусть будет по вашему. Закрой створки, Ури, и запри их на замок. Потом иди, уложи Отто и приходи вниз – я тебе открою.
Ури и Отто с секунду смотрели друг на друга, сомневаясь, верить ей или нет? Наконец Отто утвердительно закрыл здоровый глаз и покатил кресло к своей двери. «По-моему, он первый раз за все это время смотрит на меня без особой вражды» – пронеслось в голове Ури, пока он закрывал створки и запирал замок. Когда он вошел к Отто, старик уже успел въехать в свою спальню и, осторожно ступая на здоровую ногу, самостоятельно перемещал свое немощное тело в кровать. Ури подошел было помочь, но Отто сам с отчаянным бесстрашием рухнул в постель, ударился о раму кровати, взвизгнул от боли тут же овладев собой, застучал лапой в стену: «оставь меня я обойдусь иди к ней».
– Может, все же поменять пеленку? – тихо спросил Ури, опасаясь задеть гордость старика.
«Я потерплю иди к ней», – засверкал на него здоровым глазом старик, но тут, к счастью, в дверях появился Клаус, весь какой-то взъерошенный:
– Ты нашел фрау Инге, Ури?
– Да. Она внизу, возится с геранями.
– Я пойду к ней, ладно? Мне очень надо с ней поговорить.
Отто предостерегающе стукнул лапой о стену, Ури покосился на него и покачал головой:
– Я боюсь, что сейчас это невозможно: она там заперлась и никого к себе не пускает.
– Но мне очень, очень нужно! – настойчиво повторил Клаус, взъерошиваясь еще больше.
– Обязательно сегодня? – попытался урезонить его Ури. – Завтра с утра поговоришь.
Клаус посмотрел на него так, будто в эту минуту решался вопрос его жизни:
– Нет. Завтра будет поздно.
Тут Отто, уверенный в том, что в эту минуту решается вопрос жизни Инге, опять заколотил в стену, напоминая Ури о неотложном. Выхода не было, надо было выставить Клауса и бежать к Инге.
– Сегодня никак не выйдет, она тебя не впустит, – твердо сказал Ури, жалея Клауса. – Но завтра ты с ней все уладишь.
– Раз так, – огорчился Клаус, – я улажу все сам. Сегодня. А завтра у меня отгул – День Охотника – ты разве забыл?
Ури действительно забыл и про День Охотника, и про отгул, но зато он сообразил, как замкнуть Отто и Клауса друг на друга:
– Слушай, Клаус, может, ты перед уходом поменяешь Отто пеленку? – крикнул он, уже сбегая по лестнице вниз и с разбегу толкая плечом тяжелую железную дверь.
Клаус