Готический роман. Том 2

Страшно признаться, но наша случайная встреча на ночном шоссе перечеркнула всю мою прошлую жизнь. Или до тебя никакой жизни у меня не было? Черт его знает, ведь что-то все-таки было, что-то болело, казалось важным и незаменимым – муж, работа, сын. Ну вот, проболталась, дура старая, – ты ведь не знаешь про моего сына, даже не подозреваешь о его существовании! Что ж, значит, это письмо я тебе не отправлю, потому что мой сын – это мой секрет. Хоть я и не выгляжу беспечной молодушкой, но все же, надеюсь, не тяну на мать совсем взрослого сына, и ни к чему тебе о нем знать! А раз уж я это письмо тебе не отправлю, то могу побаловать себя и написать все, что мне вздумается, не опасаясь наскучить тебе своей неумеренной любовью.

Я, собственно, еще раньше решила не отправлять тебе все свои письма – боюсь, их будет слишком много, потому что не писать тебе я не могу. Ведь только на краткий миг, пока я тебе пишу, заполняется та зияющая пустота, в которую превратилась моя жизнь после твоего отъезда. Смешно, после твоего отъезда прошли считанные часы, а я уже жалуюсь на пустоту, требующую заполнения! И нисколько не смешно – у меня на душе так пусто, так тоскливо, и я не могу придумать, чем бы занять свою пустую голову. Может, попробовать вернуться на то ночное шоссе, где все это началось? Мне некуда спешить, я могу вновь пережить нашу звездную ночь – медленно-медленно, минута за минутой, секунда за секундой.

Вот ты вынул сигареты, поднес мне зажигалку, но вспыхнула не сигарета, а вся моя кровь – горячая волна поднялась из каких-то сонных глубин моего существа и захлестнула меня с головой. Я зрительно помню, как мы почти до рассвета сидели в кабине и говорили о Вагнере, но это было совершенно несущественно – мы с равным успехом могли бы молчать или пересказывать друг другу таблицу умножения, потому что наши мысли были страшно далеки от наших слов. В мыслях каждый из нас уже прожил то, что было нам как бы предопределено, но все же не стопроцентно обещано. Именно этот крошечный зазор между мысленно прожитым и не наверняка осуществимым придавал нашему взаимному ожиданию особую остроту.

Потом приехал буксир, подхватил мой «Ситроен», и водитель предложил мне сесть в его кабину, но мы с тобой не могли расстаться. Ты изобрел какой-то неубедительный довод, доказывающий, что я просто обязана ехать в твоей машине. Я только того и ждала, чтоб с тобой согласиться, и мы покатили по шоссе вслед за буксиром, опасаясь непредвиденных помех.

Это была странная поездка – мы словно плыли в тумане, наэлектризованном нашим неутоленным желанием. Постепенно мы перестали притворяться и прекратили свою интеллигентную беседу об особенностях вагнеровского аккорда. Губы нам свело от невозможности присосаться друг к другу. Я не помню, как мы отделались от буксира, как добрались до моего подъезда. Помню только, что мы, не сговариваясь, выскочили из машины, сплелись пальцами и в полном молчании бегом взлетели на третий этаж. У тебя не хватило терпения дождаться, когда я отопру дверь – пока я лихорадочно рылась в сумочке в поисках ключа, ты прямо на лестнице прижался ко мне сзади и пальцы твои начали жадно бродить по моему телу, раздирая и отталкивая досадные препятствия из шелка, шерсти и нейлона. Почти теряя сознание, я все же умудрилась отпереть дверь, и мы, едва переступив порог, повалились на ковер в салоне, так и не дойдя до спальни.

Но твои нетерпеливые ласки вовсе не означали хорошо знакомой мне стремительной штурмовой атаки. Раз уж я не собираюсь отправлять тебе это письмо, я могу признаться откровенно, что имя им легион и цена им грош – моим стремительным нетерпеливым любовникам! Господи, сколько их у меня было! От их бурного натиска остаются потом только липкие пятна на простыне и брезгливое удивление, для чего все это было нужно. А ты – нет, ты вовсе не стремился в тот первый раз поспешно овладеть мной и улизнуть куда-нибудь, в сон или в машину. Это я, стремительная и нетерпеливая, торопила тебя, но ты не поддавался, ты отвел мои жадные пальцы и сказал:

– Не спеши, не спеши! Жалко так сразу все разбазарить.