Этот долбаный двойник, заноза в заднице! Но его раздражение мгновенно прошло, когда он впервые внимательно посмотрел на отремонтированную машину. Когда-то обсидианово-черный, но теперь белый, как ледник, мерцающий под десятью слоями лака. Внутри все выглядело совершенно новым, вплоть до каждой детали, каждой панели, кусочков резиновой отделки. Длинное сиденье было искусно обтянуто кожей. Все было безупречно.
- Это... впечатляет, - заметил писатель, сидевший на пассажирском сиденье.
- У тебя есть сын! - Снова завыла Дон. - Черт бы тебя побрал!
- У меня нет сына, - прорычал он. - Это просто какой-то парень, похожий на меня, и это слишком длинная история, чтобы в нее вдаваться.
- Держу пари, ты женатый! Пошел ты!
- Дон, клянусь всеми божествами, известными человечеству, я не женат и никогда не буду женат.
- Да? Ну, это мы еще посмотрим. Эй, посмотри сюда! Ты даже не смотришь!
И что теперь? Он взглянул на нее, сидевшую за рулем, и перед его мысленным взором возник образ, резкий, как удар в глаз.
Дон подняла свою зеленую футболку армии США на грудь.
Эрекция писателя снова запульсировала.
- Убери их! - закричал он и потянулся, чтобы натянуть майку вниз, но при этом его рука – случайно или нет — сжала одну массивную, не поддающуюся гравитации грудь.
- Ты только что потрогал мою сиську! - хихикнула она.
- Это... не совсем так. - Он снова положил руку на колени и – то ли случайно, то ли подсознательно, то ли нарочно — сжал собственную промежность, почувствовав, как еще одна струя предэякуляционной жидкости вытекла ему в шорты.
- Что это за дерьмо у тебя в сумке? - спросила она.
- Мой ноутбук и некоторые другие вещи, которые нам могут понадобиться. - Он не смог устоять и достал из сумки высушенную руку славы и показал ей. - Видала?
- Что это за хрень?
- Отрубленная левая рука казненного убийцы, печально известный оккультный тотем. Они называют его рукой славы и говорят, что она открывает любой замок. Именно с помощью этого тайного орудия, я полагаю, наш преступник проник в твой морг прошлой ночью, оживил Толстолоба, тем самым обеспечив ему побег.
Дон посмотрела на него.
- Судя по тону твоего голоса, ты знаешь, кто преступник…
- Думаю, да, - признался он. - Но ты все равно не поймешь. Это связано с мистикой и кучей литературного дерьма. Ты не поймешь. Поехали, надо забрать Сноуи, а потом приступим к делу. - Писатель протянул ей ключи.
- Но я думала, что только избранный может вести машину, - сказала она.
Он обдумал её слова.
- У меня такое ощущение, что с тех пор, как я покончил с проклятием, любой может теперь водить эту машину с моего разрешения. Механики смогли протестировать её, так что... поехали.
Дон нажала на сцепление, повернула ключ зажигания, и двигатель с ревом ожил. Звук был такой шумный, что писатель чуть не закричал.
- Вот это движок! - радостно крикнула Дон.
Ее потрясающие груди дернулись, когда она включила первую передачу, затем…
Инерция швырнула писателя обратно на сиденье, и на этот раз он действительно громко закричал, когда шины завизжали, задние колеса завертелись, а дым от горящей резины прочертил две линии вдоль главной улицы.
Далекий визгливый звук…
Что-то, казалось, росло в его черепе, а потом всплыла мысль: шины. На дороге. Эти круглые штуки на том, что они называют машинами. Вращаются быстро... затем визгливые звуки улетучились.
Толстолоб еще ни черта не знал, но казалось, что с каждым шагом его огромных желто-коричневых ног по лесу в его сознании появлялось все больше знаний. Например, (мы просто пойдем дальше), вчера вечером, когда он встал с того большого стола и вышел из того места со всеми этими серыми стенами, он ничего не помнил о себе, но теперь он начал вспоминать вещи, и это в основном были крутые вещи. Как если бы он, например, расколол бы кому-нибудь голову своей елдой, и как кричали бы девки, когда он бы наяривал чью-нибудь задницу. Видите ли, член у этого парня был такой длинный и толстый (большой, как предплечье сильного мужчины, и такой же длинный), что он разрывал их дырки и рвал плоть глубоко внутри них. Конечно, Толстолоб ничего не имел против них…
Но, слава богу, кончун был кончуном. Да, давным-давно, когда дедуля учил его в нижних лесах, дедуля сразу сказал Толстолобу, что убивать людей и поднимать их на ноги своим большим петушком – это нормально, потому что они все люди из внешнего мира, а это значит, что они все злые, так что это правильно – трахать их и есть. И это было хорошо для Толстолоба, да, сэр. Он не думал о том, почему они злые люди из внешнего мира— он просто знал, что набить живот сочным мясом, содранным с людей, когда тот был пуст, это было хорошо, так же хорошо, как, например, откусить киску ещё у живой девки. От этого он чувствовал себя чертовски хорошо.
Толстолоб шёл вперед через лес, голый, чудовищный и чертовски счастливый.