Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

Оригинал, использованный Вульфилой для перевода, отражал жизненные реалии народа Палестины времени Христа или еще раньше. Но способ и форма, с помощью которых готский язык передавал библейский текст и таким образом адаптировал чужую реальность к своей, дает много ценного для понимания культуры готов времени Вульфилы[168]. При этом он перевел Библию не на готский простонародный, а на поэтический (песенный) язык, которым пользовалась готская знать, придворные поэты, жречество[169], т.е. в Библии Вульфилы нашел отражение менталитет и образ жизни определенного социального слоя[170], что необходимо учитывать при работе с этим источником. Да иначе быть и не могло, т.к. в готском языке IV в. невозможно найти точных соответствий многим библейским реалиям, возникшим в палестинском обществе, уже много веков развивавшемся в условиях цивилизации. Приведем один весьма показательный пример. В языке соплеменников Вульфилы еще не было слова «читать». Поэтому в своем переводе Библии он передавал греческий глагол ”άναγιγνώσκειν” родными готскими “gakunnan” или “anakunnan” — «пропеть»[171]. Как известно, этим словом у готов обозначался процесс исполнения героических сказаний. И лишь позже в Италии в их языке появилось недостающее слово “laiktjo”, заимствованное из латинского[172].

Готская лексика достаточно адекватно отражала уровень культурного развития готов накануне гуннского вторжения. Сам же факт перевода Библии для нужд литургии христиан-везиготов, на наш взгляд, не может служить серьезным препятствием для использования ее текста в качестве источника по истории не только везиготов-тервингов, но и остроготов-гревтунгов[173].

Дело в том, что, по словам Иордана, «в это время оба племени, остроготы и везеготы, составляли еще одно целое» (Get., 245). Поэтому мы считаем вполне допустимым привлечение лексических данных Готской Библии для установления уровня социокультурного развития обеих ветвей готов в IV в.

Исследователи пришли к заключению, что лексикон Вульфилы весьма полно, а главное вполне объективно отражает культурные и социальные реалии готского общества, т.к. по самому жанру не является историческим, риторическим, литературным или каким-либо иным произведением, где всегда в большей или меньшей степени присутствуют личные пристрастия автора, его «взгляд» как представителя того сословия, к которому он принадлежал. Весьма показательно, что даже ключевая для христиан IV в. проблема соотношения Бога-Отца, Бога-Сына и Святого Духа Вульфилой передана не просто в духе учения Ария, а в терминах господства и подчинения, свойственных социальной организации готов того времени[174].

Но не следует забывать, что Вульфила долго жил и работал над переводом Священного Писания не только среди готов как таковых, а в весьма цивилизованной среде г. Никополя[175]. Это не могло не наложить некоторый «урбанистический» оттенок на социальную и культурную лексику его Готской Библии, хотя в ней в неприкосновенности сохранилось множество весьма архаических готских выражений[176]. Веком позднее, уже в остготской Италии, текст Библии Вульфилы был переработан, а ее готский язык испытал определенное воздействие со стороны латыни. Но все же, по заключению специалистов, язык «Серебряного кодекса» — прежде всего эллинизированный готский с минимальными включениями латинского[177]. Поэтому при работе с Готской Библией ее материалы следует постоянно корректировать данными других источников.

Хозяйственные, социальные и культурные термины, содержащиеся в «Готской Библии», дают представление не только о «мире вещей», но и о «мире идей», в котором жили готы времени Вульфилы[178]. Нам кажется весьма продуктивным сопоставить их с археологическими реалиями, оставленными остроготами и везиготами IV в.

§ 5. «Страсти св. Саввы Готского»