- Да вот так, - раздумчиво протянул Женя и стал рассказывать предварительно закурив папиросу. - Сегодня утром это случилось, у всех на глазах... Вчера к вечеру приехал майор Емельяненко.
- Ну, знаю отлично штурмана дивизии. Друзья они большие с командиром.
- Вот-вот, он ему, видно, по-дружески возьми, да и скажи: Мол, скоро опять будут учебные полёты по освоению новых бомб. Для всех, начиная с командиров полков.
- Сам-то майор Емельяненко одной бомбой может танк поразить. .
- А наш - то, ведь знаешь, уж очень горяч. Говорит майору: "Что мне учебные полёты? Хочешь покажу как надо летать?" Майор Емельяненко стал его отговаривать, да разве остановишь... и слушать не хотел. Приказал оружейникам подвесить новые бомбы и полетел на полигон, на наш, вот здесь, вблизи аэродрома.
Женя опять затянулся.
- Мы все наблюдали, как он отбомбился и отстрелялся по цели. Потом видим, набрал высоту, сделал петлю, иммельман, потом несколько бочек. Это уже почти над аэродромом было. Облачность хоть и редкая, а все же, видно мешала.
- Конечно, облачность, даже если она редкая, всегда усложняет пилотаж.
- На одной фигуре, когда он выходил из облака, сорвался в левый штопор. Вывел самолёт из штопора, но тут же перешел в правый штопор. Выбрался удачно из него, но на выходе из пикирования уже не хватило высоты. Самолёт врезался в землю. Неподалеку от аэродрома. Разбился подполковник...
Женя умолк, задумчиво глядел на огонек папиросы. Наступила пауза.
- Наш командир был ведь большой мастер высшего пилотажа, - заметил я. - На ИЛе делал все фигуры, будто на истребителе! Опытный лётчик, храбрый.
- Лихая храбрость его и подвела, - притушил Женя папиросу. - А помнишь, как говорил Николай Антонович? "Нам в воздухе не нужны лихачество и безрассудная храбрость. Нам нужен трезвый расчет и храбрость разумная".
- А помнишь что ещё говорил нам гвардии подполковник Зуб? "Нам не нужна победа любой ценой. Нужна победа малыми потерями даже над численно превосходящим врагом".
Женя утвердительно кивнул.
- Как же, отлично помню, сказал он и без всякого перехода продолжил: Храбрость - храбростью, а тут в твое отсутствие так разок трухнул, что и посейчас отойти не могу.
- Ну-ка, выкладывай!
- Сводил группу на Эльтиген. Морякам на подмогу. Все нормально. Отштурмовались, идём обратно. Немцы открыли такой огонь - ни черта не видно из-за разрывов. Потрепли нас, сволочи крепенько. Но все ребята вернулись домой. Поужинали. Ну, думаю, на сегодня все. А Провоторов говорит: "Надо срочно доставить медикаменты. Моряки радировали с Эльтигена". Раз надо, значит надо. Подвесили девчата-оружейницы по мешку под плоскости. Поднялся, сделал круг. Машут они мне снизу. Осмотрелся, оказывается один мешок встал поперек. Пытаюсь сбросить его, не получается. Мешок точно прилип. Сесть тоже нельзя: мешает выпустить шасси. Долго летал над аэродромом, виражил и пикировал, пока мешок от перегрузки не оторвался... Сейчас техники придумали, как привязывать мешки, так что они больше не кувыркаются. А тогда мне пришлось хлебнуть горюшка и страха.
Женя вдруг замолчал, а потом вполголоса сказал со вздохом:
- В нашем летном деле не знаешь где найдешь, а где потеряешь...
- Жаль, что так нелепо погиб подполковник Галущенко. Сколько бы ребят он смог научить искусству пилотажа на Иле. Летал, как бог! Что ни говори, а подполковник это личность, да ещё какая! Нам всем до него далеко...
Женя раздумчиво замолчал.
- А храбрость храбрости рознь, - говорю ему, - помнишь, как у Максима Горького здорово сказано: "Безумству храбрых поем мы песню... "
Женя соглашается со мной. Подполковник Галущенко был храбрым человеком и на земле, и в воздухе.
Майор Кондратков возвращается в полк
Горе и радость соседствуют рядом. Вслед за горестной вестью меня вскорости ожидала приятная. Командиром полка назначен майор Артемий Леонтьевич Кондратков.
В полк он вернулся без особого шума, как, впрочем, любил делать все в жизни - исключительно тихо, скромно. Никаких совещаний не созывал. Обошел, оглядел полковое хозяйство и занялся очередными делами так, будто он все это время был на посту командира полка т не куда не отлучался. Такой уж выработался стиль у майора Кондраткова: решать насущные фронтовые задачи без суеты и торопливости, весомо и капитально. Правда, бывали впоследствии и у него минуты душевной слабости : покричит, покричит на провинившегося лётчика, припугнет, но так больше для вида, а наказать не накажет. В этом, очевидно, тоже сказывалась своеобразная житейская мудрость моего воспитателя, командира.
Никого не удивило его назначение командиром полка. Майора Кондраткова знали как опытного, бесстрашного лётчика с великолепной довоенной подготовкой, уважали за рассудительный характер, добрый нрав, помнили и ценили его постоянную заботу о подчиненных. .