Читаем Готская Испания полностью

Данная выше характеристика вотчины вестготского периода может быть дополнена сохранившимися известиями об астурийской вотчине VIII-IX вв. По своей структуре к началу IX в. она не отличалась, как видно из формул дарений, от готской виллы VII в. [887]. {173} Непосредственными производителями астурийских имений являлись по-прежнему сервы, либертины, свободные поселенцы; коммендировавшиеся к землевладельцу. По своему положению земледельцы, принадлежащие к этим категориям и объединяемые общим наименованием plebs [888], сближаются друг с другом, хотя различия юридического порядка, особенно между сервами и свободными поселенцами, не исчезают даже в IX-Х вв. Основная обязанность держателей и в этот период - оброк (tributum, decimas). Барщина не играла сколько-нибудь значительной роли. Домен был, по-видимому, невелик [889] и обслуживался главным образом (или исключительно) трудом сервов.

Все эти данные об астурийской вотчине VIII-Х вв., являющейся прямым продолжением вестготской, подтверждают высказанные выше выводы о характере последней.

Изучение материалов источников, касающихся землевладения в Испании VI-VII вв., свидетельствует о существенных сдвигах, которые произошли в экономической структуре крупного имения. Хозяйственная единица, продолжавшая обозначаться римским термином funduis, villa или praedium, приобретала однако новое содержание. К VII в. основной производственной ячейкой в вестготском крупном имении (так же, как и в современном ему франкском) стало крестьянское хозяйство. Крестьяне - будь то сервы, либертины, колоны или прекаристы, самостоятельно вели свое хозяйство и владели необходимыми орудиями производства. Таким образом, в крупном землевладении VII в. начинают вырисовываться черты феодальной вотчины. Особенность ее формирования в Вестготском государстве заключалась в наличии значительных пережитков рабовладельческой системы хозяйства: среди земледельцев преобладали сервы и либертины, уже превратившиеся {174} фактически в крепостных, хотя и сохранившие еще ряд черт античных рабов и вольноотпущенников. Для обработки господской части имения применялись преимущественно дворовые рабы.

Если наиболее типичным для Франкского государства было образование раннефеодальной вотчины в процессе поглощения крупным землевладением мелкой земельной собственности и превращения крестьян в зависимых земледельцев, то для Вестготского государства особенно характерно иное: вотчина возникала здесь из прежнего римского поместья, постепенно менявшего свою внутреннюю природу. Прежде всего менялся характер эксплуатации непосредственных производителей сервов; они, как и либертины, превращались в зависимых земледельцев. От производства, рассчитанного в известной мере на рынок, имения переходили к замкнутому хозяйству. Преобразования этого рода начались еще в последний период существования Римской империи, но с созданием Вестготского государства развернулись со всей силой в Испании. Воздействие германского завоевания на эволюцию римской латифундии - в сторону превращения ее в раннефеодальную вотчину - выразилось преимущественно в том, что оно способствовало повышению социального статуса тех непосредственных производителей, на эксплуатации труда которых основывалось поместное хозяйство.

* *

*

К VII в. верхние слои формирующегося класса феодальных вотчинников постепенно превращаются в особый разряд высшей знати, обладающий некоторыми привилегиями и отличающийся по своему положению не только от свободных низшего звания (humiliores, inferiores), но и от всех прочих свободных.

Палатины, nobiles, magnati вместе с епископами пользуются исключительным правом избирать короля, участвовать в работе Толедских церковных соборов. Некоторые правовые установления, формально касающиеся всех свободных, фактически имеют в виду именно эту аристократическую верхушку. Таково, например, запрещение подвергать палатинов и других свободных {175} людей, обвиненных в государственной измене, каким-либо карам до того, как их вина установлена собранием палатинов и епископов [890].

В конце VII в. появляются признаки нового подхода вестготского права к системе вергельдов. Предпринимается попытка установить повышенный вергельд для знатных.

Редактируя заново Вестготскую правду, Эрвигий внес в Antiquae и в законы Хнндасвинта, упоминающие о вергельде, ряд изменений, повысив его до 500 солидов [891]. Правда, судя по большинству рукописей вестготского кодекса, во всех этих законах речь идет об изменении суммы вергельда вообще для свободных людей (ingenui), а не для какого-либо слоя свободных. Некоторые исследователи считали поэтому, что нововведение Эрвигия не означало установления дифференциации вергельда [892]. Другие полагали, что она существовала у вестготов издавна, а в VII в. вергельд был повышен для обоих разрядов свободного населения [893].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука