Готские письма

«Слово о полку Игореве» некоторые специалисты считают фальсификацией из-за того, что оно никак не соотносится с прочей древнерусской письменностью и не согласуется с тем, что мы знаем о древней и раннесредневековой Руси. По той же самой причине я предпочёл бы считать подделкой все несоотносимые со «Словом» памятники письменности, а наши «знания» – ложными измышлениями. Действительно, вся иная литература Руси, дошедшая до нашего времени, претерпела двойную цензуру и редакцию: политическую и церковную. Возможно, наоборот: сначала церковную, потом политическую. Но обязательно обе. И всё, что как-то не проходило через любой из строгих фильтров, что не отвечало либо церковным взглядам на литературу и историю, либо господствующей политической концепции (а концепции менялись каждые полвека, так что уж какой-нибудь из доктрин всякий текст мог чем-то да не угодить), – беспощадно вымарывалось и уничтожалось. И поскольку частных «библиотек», независимых «университетов» и прочего принципиально не существовало, поскольку вся письменность создавалась, хранилась, передавалась только и исключительно церковными институтами под бдительным призором институтов политических, то шансов уцелеть, миновать крошащие лезвия гильотин церковно-государственной пропаганды не было никаких. Чудо не то, что около XII века в Русской земле было создано «Слово о полку Игореве». Уверен, что это произведение не было одиноко. Оно не выглядит одиноким. Оно звучит как часть обширного литературно-исторического контекста, ныне полностью утраченного. Были десятки и сотни текстов подобной или меньшей художественной силы и ценности, составленные примерно в то же время и гораздо ранее. Все они были безжалостно уничтожены. Чудо в том, что «Слово», одно-единственное – сохранилось. Когда и оно должно было умереть. При очередной инвентаризации очередной монастырской библиотеки в руках равнодушного фанатичного монаха или мелкого княжеского чиновника. Похоже, оно действительно давно попало в почти невозможную частную коллекцию какого-то частного человека. Публикатор рукописи, граф Алексей Мусин-Пушкин, утверждал, что приобрёл её у бывшего архимандрита упразднённого монастыря в Ярославле. Наши исследователи установили, что граф, скорее всего, лукавил про архимандрита. А рукопись поимел, воспользовавшись служебным положением (обер-прокурор Синода), из Кирилло-Белозерского монастыря. Возможен и усложнённый вариант. Когда-то давным-давно кто-то неравнодушный спас последний экземпляр, осуждённый на сожжение, утаил от расправы, и далее хранили его многие века вдалеке от церкви и князей. Благодатный сюжет для исторического романа. Впрочем, в итоге, когда бури «инквизиций» отбушевали, где-нибудь в том же XVIII веке, могли сдать список в монастырь. Откуда и присвоил его себе граф Мусин-Пушкин. Список всё же сгорел, погиб в огне московского пожара 1812 года при нашествии Наполеона. Не миновал предназначенной ему судьбы. Но чудом (и волей Божьей) отсрочил своё исчезновение, свой переход в навь, непроявленное, так чтобы успеть открыть миру правду, когда время правды пришло. Так колесница Кришны на поле битвы должна была развалиться гораздо ранее, под ударами стрел, копий, камней, молний и прочего, но держалась мистической силой, пока шло сражение, и только когда сражение закончилось – мгновенно распалась в прах. Чудится мне, что и нашествие двунадесяти языков, и оставление Москвы Кутузовым – всё это случилось лишь для того, чтобы исполнилась судьба рукописи, которая в нашей культуре была и крестражем, и Граалем. Нет сомнений, была на Руси традиция поэтическая, мистическая, духовная, была своеобразная религия и литература. Вот только ничего не осталось. «Велесова книга» и прочие «славяно-арийские веды» – это, конечно, подделки. Одна только книга, одна веда, одно слово избежало пожара и тлена – «Слово о полку Игореве». Оно, «Слово», и есть наша русская Веда и «Махабхарата», наша Старшая и Младшая Эдда, наша «Одиссея» и «Илиада». Маловата, но спаси бог и за это. Могло бы и того не остаться. Не должно было ничего сохраниться. Одно слово – чудо.