Готские письма

Немногих пленниц мы оставили у себя. Некоторые воины брали себе наложниц. Я взял Сильвию. Сильвию мы захватили на вилле в Мёзии, ещё до Наисса. Это была девушка возрастом в семнадцать зим. Её отец был римским воином, комитом, и служил где-то в Галлии. Её мать умерла. На вилле были дядья и тётки Сильвии, гутоны убили всех. Вместе с другими я грабил ту виллу. Я нашёл Сильвию во внутренних комнатах, связал, как овцу, и унёс с собой. Дальше в походе она была только моей. Она не шла вместе с другими пленными, за ней присматривал мой раб. Первые дни Сильвия молчала. Но потом оказалось, что она может говорить по-гречески. После Наисса, когда я был ранен, Сильвия стала ухаживать за мной, как будто я был её братом или мужем, а не захватчиком, который убил её родственников и сжёг её дом. Наложница спрашивала у меня, как живут гутоны, кто у нас царь, как зовут наших богов, правда ли, что мы едим человечину, и многое другое. Она была очень разговорчивой и любопытной.

Мы не ели человечину, но были в отчаянии от голода. Мы избавились от пленных, но еды всё равно не хватило надолго. А перед нами на нашем пути встали горы. В долине трудно было найти еду, в горах её совсем не было. Мы ели своих последних быков и даже лошадей, а потом сами тащили повозки, гружённые серебром и прочей добычей, и не могли их тащить. А по пятам за нами шли римские воины. Мы больше не могли сохранять обоз. И мы оставили повозки на каменистой поляне, а сами ушли за перевал. Римляне, настигнув обоз, радовались. Спешившись, оставив щиты и копья, они стали делить добро, не слушая приказов своих комитов. Римский отряд превратился в сброд. И тогда мы появились на гребне холма. Это была уловка. Мы спрятали за холмом женщин, раненых и рабов с небольшим охранением, а дружиной из лучших воинов внезапно напали на римлян. Сначала мы забросали их стрелами и камнями. Потом пешими ринулись на римлян с горы и мечами стали разделывать римское мясо. Римляне искали своих коней и спешили бежать. Мы победили в этой стычке. Нам достались припасы римского отряда, мы отбили свои повозки, а главное – мы получили несколько десятков лошадей. Большую часть повозок мы всё равно бросили, но в небольшой обоз собрали самую ценную добычу и двинулись дальше. Мы смогли передвигаться быстрее и оторвались от преследования. Мы пришли в Македонию и направились к морю.

Разные племена гутонов и прочие племена и отряды, собранные из разных племён, шли своими, и у каждого была своя судьба. Некоторые были поголовно перебиты римскими солдатами. Другие сдались в плен вместе с семьями, были проданы в рабство и говорили, что все провинции Рима тогда получили вдоволь гутонских рабов и рабынь. Другие договаривались с Римом, не выпуская мечей из рук, и ставили условия. Они получили земли для поселения. А были те, что стал служить Риму как нанятое войско. Весной начался мор. И многие, кто ещё оставался на римских землях, умерли не от меча, а от болезни. Мор был такой, что и селяне, и горожане, и гутоны, и римские воины – все погибали чёрной смертью. И сам император римлян Клавдий, прозванный Готским, умер от заразы. Мы же едва успели уйти от мора на своих кораблях.

Самая быстрая дорога через Македонию к морю вела на Фессалонику. Но там нас ждали бы римские отряды. Мы оставили Фессалонику справа и двинулись восточнее. Мы вышли к морю у границы Македонии и Фракии. Через местных рыбаков и греческих торговцев я передал весть своим мореходам из Пантикопея. У нас были условленные связные на берегу. Мореходы прятали корабли в маленькой бухте. Получив известие, они привели корабли к нашему войску. К тому, что осталось от нашего войска. Кораблей тоже осталось меньше, чем выходило из Пантикапея. Было восемь кораблей, один мы потеряли у Кизика, из остальных семи два я отправил обратно в Киммерию с ранеными и частью добычи, когда гутонские войска уходили на север, в глубь суши. Ещё один корабль не удалось уберечь от римлян, пока флотилия ждала нашего возвращения. Оставалось четыре корабля. Мы рассчитали количество людей, лошадей, добычи и припасов, необходимых нам в пути, что мы могли погрузить на свои корабли. Мы не могли взять с собой всё. Решено было оставить часть добычи, лошадей и рабынь.

Сильвия сказала мне: «Лучше тебе заколоть нас». Она сказала, что её не возьмут женой после гутона, у неё не осталось родственников, и если её отец погиб в Галлии, то её сделают рабыней солдаты. Я хотел заколоть Сильвию. Но подумал: «Почему она сказала “нас”?» Я спросил Сильвию, она промолчала и опустила глаза. Я понял. Тогда я отвёл Сильвию к старому рыбаку, который был нашим связным. Я оставил рыбаку мешок серебра и сказал, что это серебро принадлежит Сильвии. Я попросил рыбака заботиться о Сильвии как о своей дочери. И предупредил, что буду узнавать о том, как живёт Сильвия, через греческих торговцев. И если Сильвия будет счастлива, то рыбак будет вознаграждён. Если же Сильвия будет обижена, то рыбак будет убит, и вся его деревня будет разорена, и все будут убиты.