Именно сюда, в этот уникальный источник культуры и знаний, так сказать, забрасывали свои сети, невежественные готские «рыболовы». Здесь они «ополонялись челядью». Отсюда угоняли в рабство «челядь», полоняников, оценивая пленников по чисто внешним признакам, придирчиво ощупывая мускулы философам, ораторам, учителям, актерам, проповедникам – проверяя, годятся ли они в работники; столь же придирчиво ощупывая эллинских актрис, поэтесс, кифаристок и флейтисток – прикидывая, годятся ли они готскому воину в наложницы, домохозяйки (всякий
И вот тут следует указать на одну, весьма немалую, заслугу готов, ибо захват людей в качестве военной добычи практиковался тогда (и не только тогда) многими народами. Гунны и прочие народы, появлявшиеся на границах Средиземноморья из «Великой Степи», угоняли в свои стойбища целые «стада двуногого скота». И духовенство многих стран ломало себе голову над способами врачевания душевных травм, нанесенных многим семьям похищением, без всякого разбора, дочерей, сестер и матерей. На протяжении столетий оставалась актуальной и проблема возвращения угнанных в полон отцов или мужей к родному очагу, выясняющих по возвращении домой, что жены их давно нашли себе других мужей, полагая, что их прежние супруги сгинули в неволе на чужбине.
Эти трагические коллизии людских судеб свидетельствуют, что, например, у гуннов и аланов (а возможно, и у других народов, особенно азиатских) рабы почти не интегрировались, за редкими исключениями, лишь подтверждающими правило, а возможно, и сами не пытались приспособиться к чуждому им образу жизни кочевников. А вот осевшие на юге готы давали им такую возможность. Правда, германский общественный строй был чужд, скажем, фригийцам и каппадокийцам, но чужд лишь в определенной степени, а не абсолютно. Конечно, число «спецпоселенцев», вошедших в состав готского племени, было относительно небольшим. Но и германские мигранты значительно уступали в численности племенам азиатских кочевников, в чьем громадном «плавильном котле» кровь чужеземцев-рабов, как бы много их не было, растворялась без следа.
Через угнанную в рабство «челядь» готы приобщились не только к христианству, но и – естественно и неизбежно – к тому культурному пространству, в котором только и могло быть выработано и кристаллизоваться это великое греко-восточносредиземноморское сотериологическое учение – учение о Спасении и Спасителе, возникшее на фоне античной мудрости и науки в сочетании с восточным по происхождению религиозным пылом, ревностью о Господе.
Постоянный и почти не прекращающийся «импорт челяди» готами приводил не просто к кратковременным контактам между людьми. Нет, он носил долговременный характер, продолжая действовать в рамках смешанных браков и производства смешанного потомства, создания новой общности крови и мышления и, наконец, причем довольно скоро, – общности веры, в немалой степени способствовавшей дальнейшему слиянию готов с неготами. Влияние этого плодотворного и приносящего все новые плоды процесса естественным образом дополнялось ширящимися разносторонними контактами «Готии» с Римской «мировой» империей – контактами как враждебными, так и мирными в области хозяйства и торговли, военного дела и переговоров в разных сферах и на разных уровнях. И то, что обычно ограничивается лишь несколькими областями контактов – например, обменом дипломатическими миссиями, или заключением мирных договоров благодаря удачно сложившимся условиям – стало для готов чем-то гораздо бóльшим, облегчив и упростив готам заимствование элементов античного образа жизни, античной культуры, античной учености.