Готы

Была у готов, впрочем, и еще одна причина не стремиться сразу же к уничтоженью Рима – укорененная, должно быть, в готском подсознании причина, которую, вероятно, осознали лишь великие готские вожди III и IV вв. по Р. Х. В чем же она заключалась? В том, что необходимые для такого концентрического, со всех сторон сразу, нападения на Рим силы всех германцев невозможно сплотить воедино, собрать в один кулак, мирным путем; что ради создания такого «пангерманского союза» для сокрушения Рима готам придется очень много и долго воевать с многочисленными германскими племенами, известными своей строптивостью, много и долго вести с ними переговоры и очень много чего им обещать в обмен на поддержку. Поэтому готские «князья» могли об этом в лучшем случае мечтать, если это вообще приходило в голову им, занятым более насущными заботами.

А вот пограбить богатых соседей, занятых внутренними «разборками», готы, естественно, были не прочь, не отличаясь в этом отношении от прочих «варваров».

«По ту сторону Рейна и Дуная северные страны Европы и Азии были населены бесчисленными племенами охотников и пастухов – бедных, жадных, отважных на войне и нетерпеливо ожидавших случая присвоить себе плоды чужого трудолюбия», – как писал Эдуард Гиббон в своей «Истории упадка и крушения Римской империи».

Наш старый знакомец Иордан очень заботится в своей инспирированной Аблабием, через Кассиодора, «Гетике» о «сохранении незапятнанности риз» готского народа, дабы представить его римлянам в качестве приемлемого во всех отношениях партнера. Он сообщает о выдающемся взлете в духовной жизни готов после их прихода в Северное Причерноморье, или, точнее говоря, после распространения власти готов на сегодняшние румынские и болгарские области Южных Балкан.

«Когда вышеназванные племена (готы «со товарищи». – В.А.), о которых мы сейчас ведем речь, жили на первом месте своего расселения, в Скифии у Мэотиды, то имели, как известно, королем Филимера; на втором месте, т. е. в Дакии, Фракии и Мизии, – Залмоксеса, о котором свидетельствуют многие летописцы, что он обладал замечательными познаниями в философии. Но и до того был у них ученый Зевта, а после него Дикиней, третьим же был Залмоксес, о котором мы говорили выше. К тому же не было недостатка в людях, которые обучили бы их премудрости. Поэтому среди всех варваров готы всегда были едва ли не самыми образованными, чуть ли не равными грекам…»

Написав этот панегирик готской мудрости и образованности, Иордан, возможно, сам счел его чрезмерно хвалебным и потому решил, на всякий случай, чтобы не быть обвиненным в пристрастности, заручиться свидетельством «образованного эллина», добавив к сочиненному им панегирику:

«…Как передает Дион, составивший их (готов. – В.А.) историю и анналы по-гречески. Он говорит, что тарабостезеи, впоследствии именовавшиеся “пиллеатами” (“носящими шапки”. – В.А.), были среди них [готов] благородными; из их числа поставлялись и короли, и жрецы».

Дион, на которого ссылался Иордан, навряд ли идентичен упомянутому выше известному греко-римскому историку Диону Кассию, ибо тот приводит в сохранившихся частях своей 80-томной (!) «Истории» лишь самые общие и краткие сведения о готах, чаще всего смешивая их с другими народами Припонтиды. Тем не менее римляне очень скоро стали относиться к готам со вниманием и даже с определенной долей уважения в силу сложившихся обстоятельств. Ибо не подлежит сомнению следующий факт. Появление готов на понтийском побережье вскоре привело в большое беспокойство весь Черноморский регион. Его успокоение (замирение или умиротворение – как угодно) требовало от римлян постоянных и притом немалых военных усилий. Речь, конечно, шла – пока еще – не о крупномасштабном готском наступлении на Рим, а «лишь» о серии готских военных походов, опустошавших окраины Римской державы, порой – и не только окраины. Причем именно походов достаточно крупных воинских контингентов, хотя и принимающих, под пером «готофила» Иордана сильно преувеличенные размеры, а не просто набегов на римские земли отдельных, малочисленных конных или пеших готских разбойничьих шаек.