Готы

Чувствовал вдруг, что — ничего хорошего, ничего интересного не принесет этот вечер, что — напрасно встречался он с некрасивой готочкой. «Лучше бы я — к той сходил… А может, и не лучше», — так сомневался Благодатский и портилось его настроение от мыслей и от слов, выговариваемых Евой с уже привычными ему — вульгарными интонациями:

— Каждый человек — личность! Главное: развивать эту личность и не быть — как все, быть не похожим на остальных.

«Ну и пошлятина», — поражался Благодатский и спрашивал:

— Чего же ты тогда — одеваешься, как готы, и музыку слушаешь такую же, и на готик-парти ходишь? Где же тут — твоя личность? Получается, просто подражаешь уже придуманному…

— Ты что, ты что! — принималась возмущаться Евочка. — Это просто — стиль такой, он мне подходит… И готик-парти я люблю, там — классно… А остальное — личность, и я ни на кого не похожая… Зачем ты так говоришь…

Но Благодатский уже не реагировал: разозленный, он говорил ей то, что она не хотела и не ожидала слышать, язвил и глумился. Пыталась защищаться: не обращал внимания. Потом вдруг резко замолкал и думал: «Чего я тут делаю? Этой «личности» — на меня насрать, её только она сама и интересует… Только зря я, наверное, разошелся. Обидел её, может…» Извинялся, говорил:

— Голова что-то болит…

— А ты — пива выпей! — сразу перенимала инициативу Евочка: совала в руку Благодатскому — бутылку и принималась без умолку говорить. Вставала вдруг, тащила его за собой куда-то.

— Как же эта твоя, которая — должна прийти? — в два глотка допивал немногое, остававшееся в бутылке.

— Потом, потом… Мы погуляем и вернемся сюда — потом! — отвечала Евочка и тянула его за руку — к палатке за очередным пивом.

Сворачивали и шли в противоположную станции метрополитена сторону — тротуаром, тянувшимся вдоль дороги. Брала Благодатского за руку, глотала пиво и не умолкая говорила: о своих отношениях и важности развития личности. Показывала вдруг пальцем, кричала:

— Смотри!

Видел надпись: «Химчистка», не понимал. Спрашивал:

— Ну и хули?

— «Химчистка»! Это — чистка от группы «ХИМ», понимаешь? — смеялась Евочка.

— А, юмор… — угрюмо кивал Благодатский и продолжал молчать.

— Мы ведь сегодня к тебе поедем, да? К тебе? — спрашивала вдруг ни с того ни с сего.

— Чего? — удивленно смотрел на нее Благодатский и понимал: пьянеет на глазах. — Я же тебе объяснял: ко мне — нельзя. Общежитие закрытого типа, охранники никого не пускают — только в выходные днем на полчаса. В институте у нас хотят, чтобы студенты между собой скрещивались и не водили никого с улицы. В этом году — уже три пары переженилось…

— Ой, что же делать… Ну ладно, поедем, я охранников уговорю как-нибудь… — понимал: плохо уже может воспринимать сказанное и решал не продолжать разъяснения. — Хочу посидеть где-нибудь, пойдем сюда…

Заходили во двор: маленький, скрытый высокими домами и рядом гаражей-ракушек. Вела за собой — к детской площадке, садилась на качели. Отставляла в сторону бутылку, хваталась руками за прутья качелей. Закрывала глаза и принималась раскачиваться. Благодатский стоял рядом и разглядывал двор: видел на недалекой лавочке возле подъезда: гопника. Грязный, большой, сидел он, зажав ладонями голову, и блевал на асфальтированную площадку перед подъездом. Из подъезда доносились голоса: там, по всей видимости, находились невидимые гопники. «Бля, не нравится мне тут», — думал, и без того не слишком довольный происходившим: трогал Еву за плечо:

— Пойдем отсюда.

— Нет, не пойдем, — внезапно резко говорила и раскрывала глаза. — Мне здесь нравится, и луну вон — хорошо видно!

Благодатский задирал голову и не видел на затянутом тучами небе никакой луны. Спрашивал:

— Где ты луну увидела? Нету луны, не придумывай!..

Но Ева словно не слышала: покачивалась и говорила:

— Это так романтично! Мы здесь вдвоем, в этом уютном дворе, и никого нет рядом: только сверху светит полная луна… Покачай меня, покачай! — просила.