Говори со мной по-итальянски. Книга 2

– Что? НЕТ! Ты заблудишься в этом городе, ты его не знаешь. И я не отпущу тебя никуда ночью, слышишь? Это опасно, – добавляет он с английской рациональностью.

Предпочитаю игнорировать его заботу и, наверное, могу гордиться тем, что сумела зайти внутрь кабины против воли Блэнкеншипа. Он тянет меня назад, но я толкаю его. Тогда у него не остается выбора, и он запрыгивает в лифт в последний момент. Пока мы спускаемся вниз, Лукас отговаривает меня, взывая к моей целесообразности. Однако единственное, чего я желаю – оказаться подальше от него и подумать. Проветрить голову, прийти в чувства.

Менеджер Waldorf спешит в нашу сторону, стоит ему завидеть в фойе убегающую от Лукаса меня. У низкорослого мужчины, облаченного в униформу, виноватый вид, хотя это он должен делать замечания нам, и мы должны себя так ощущать.

– Сэр, доброй ночи! Доброй ночи, мисс! Если у вас есть минутка, я хотел бы с вами поговорить. Мой помощник звонил вам в номер, но… никто не ответил, – не скрытое волнение в голосе администратора вгоняет меня в краску.

Причина во мне и Лукасе. Я не веду себя обычно подобным образом. Корёжит от осмысления: неудобства, которые мы доставили другим гостям и персоналу гостиницы… мы не сможем это исправить. Блэнкеншип, разумеется, возместит ущерб, но этого недостаточно. Я чувствую себя анормально.

– Потом! – рявкает Лукас, догоняя меня у двери с автоматическим управлением.

Он поворачивает меня к себе, схватив за локоть, уже на улице.

– Останься, – говорит умоляюще. – Останься, Ева. Мы все решим. Я согласен. Я-я.. со всем согласен! Это правда, ты сказала очень много правильных вещей. Я просто…, – он крутит пальцем у своего уха, – … разучился слышать людей. В том числе, тебя. Но моя жизнь потеряет смысл, если ты уйдешь.

Глушу в себе хныканья, что прорываются изнутри – равно тому, как пробиваются из-под земли ростки. Глаза вновь полны слез, я закрываю их, веками и накрашенными ресницами блокируя выход соленой жидкости. Не при Лукасе. Не снова.

Мы стоим на краю тротуара. Свет фонарей заливает проспект, создавая красочную картину вокруг. Я без ума от Рима, но мне грустно расставаться с Лондоном. Поэтому, когда подле нас тормозит черный лондонский кэб со светящимся оранжевым значком «ForHire», радуюсь возможности проехаться по столице до наступления рассвета. Оконное стекло со стороны водителя опускается, и таксист беспокоится:

– Доброй ночи, мисс, – пожилой мужчина подозрительно оглядывает Лукаса, стоящего слишком близко от меня, – у вас все в порядке?

Я бегло улыбаюсь ему и киваю торопливо головой.

– Да, все хорошо. Спасибо за вашу внимательность.

Он мягкосердечно улыбается и склоняет голову набок. Через короткий миг его улыбка становится извиняющейся.

– Вы уверены? Ваш спутник…

Лукас спешит встрять в разговор.

– Немного пьян, и это все! – Блэнкеншип продолжает бесстрастно: – Я не причиню ей вреда.

Поднимаю голову и встречаюсь с его глазами непередаваемой красоты.

– Никогда, – подкидывает еще одно слово, прежде чем замолчать.

Он похож на заплутавшего в лесу путника, отчаявшегося, и подкидывающего в угасающий костер последнюю сухую ветку, которая у него имеется.

Открыв заднюю дверцу кэба, я юркаю в не стесняющий черный салон с элементами кроваво-красного цвета. Водитель оборачивается ко мне, с его губ не сходит добродушная усмешка.

– Куда поедем, мисс?

Лукас склоняется к открытому окну и протягивает немолодому таксисту купюры.

– Здесь двести фунтов. Сдачи не нужно. Отвезите ее туда, куда она захочет, и верните мне в целости и сохранности. – На выдохе британец умоляюще настаивает: – Пожалуйста.

Хлопнув по крыше традиционного местного автомобиля, Лукас ловит мой буравящий его взор.

– Возвращайся на этой машине. – В левой ладони он все так же сжимает браслет.

Миниатюрные достопримечательности двух крупных столиц в виде серебристых брелков качаются на полусонном ветру.

– Поехали, – говорю я, и машина трогается.

А так как автомобилисты в Лондоне ездят довольно бешено и смело, Лукас остается позади в одно мгновение.

Глава 2

Ева

Четырьмя месяцами ранее…

Лукас.

Его скулы и подбородок немного заросли щетиной.

Он одет в мою любимую толстовку из всех, что у него есть. Надпись спереди: «Этот мир принадлежит мне». Надпись сзади: «И ты тоже». Серая, мягкая на ощупь, ткань буквально тает под подушечками пальцев, стоит только коснуться. Я загребаю в кулак часть толстовки, поднимая голову к лазурным глазам, что внимательно следят за каждым моим движением.

Великолепный запах одеколона практически лишает всякого рассудка. Мы время от времени предаемся ребячеству, а потом целуемся, приветствуя накатившее безумство. Мы достойно встречаем каждое наше желание коснуться друг друга: губами, руками, кончиками пальцев, языками… Все прекрасно.

Я влюбилась в него.