Говорящие памятники. Книга II. Проклятие

Сволочкова делала вокруг стола, за которым сидел обморочный Лев Николаевич, неторопливые круги, предлагая крепкий индийский чай со сливками.

Миллиардер вспотел. Он робко подсел к писателю, задумался, вероятно подыскивая подходящие слова, но слов не находилось, и он кусал губы, чесал затылок: «Зачем я рассказал злую историю про бессмертный полк миллионеров и про этот маразматический форум дам с громким названием “Секс бессмертен”. Получилось, что блудники – бессмертные морфинисты» – размышлял он. – Ерунда какая-то получилась».

Между тем бронзовый Лев Николаевич Толстой с невнятного шёпота перешёл на затяжной храп и руки с головы убрал, переместив их под голову. В спальне стало тихо, но храп был очень громким и непредсказуемым. Он в любую секунду мог оборваться.

– Лев Николаевич, это я, Мардахай Абрамович! Вы слышите меня? Это я, Мардахай… – робко начал шептать хозяин прямо в уши писателю. Пальцы рук классика зашевелились, скользнули по столу и коснулись стоявшей на краю стола стеклянной пепельницы.

– Блудники, морфинисты, курильщики, – он вдруг что есть мочи стиснул пепельницу, она хрустнула, и окурки полетели во все стороны. Как только писатель приподнял голову и глянул по сторонам, Мардахай тут же что-то вспомнил:

Мир соткан, соткан из любви
И потому неувядаем —

сразу завопил он нечеловеческим голосом.

Любовь есть в Солнце и в крови,
В дыханье звёзд и в розах мая,
Везде полёт её души, которая, как мир, нетленна,
И потому её богема плюёт на злата барыши.

Бронзовый Лев Николаевич неожиданно прислушался к стихам.

Ей всё равно, какая власть, какая вера, жизнь какая,

– продолжал декламировать вспотевший олигарх.

Любовь не может низко пасть,
Любовь падения не знает.

– Лев Николаевич, что с Вами?

– Я… я… я приустал немного, мне больно внутри, что-то словно оборвалось. Но стихи твои прекрасны. А дальше помнишь?

Любовь идёт повсюду в бой,
Через проклятья и усмешки,
И всюду ищет путь святой
Необъяснимый, поднебесный.

– Браво, Мардахай Абрамович! Что-то стряслось со мной, и я уснул, а теперь, видишь, проснулся. Любовь наверняка существует и нам без неё никак. А эти сексуалки-вертихвостки в модных джерси и в дымчатых локонах пусть зарубят себе на одном месте, что без любви мы никто и никуда. Я против секса! Я за любовь.

Мардахай Абрамович и Анюта Сволочкова внимательно слушали классика, не пропуская ни одного звука. Они хорошо знали, что такое сексомоторное наслаждение и как на косачином току пользовались природной взаимностью, и обоюдное, чувственное внимание было у них на первом месте. В эротических движениях они рассматривали друг друга, как будто видели впервые, и любовались каждым искренним словом, сказанным во время сладкого наслаждения, а также в перерывах между длинными удовольствиями. Но что такое нравственное духовное наслаждение, о котором всё время твердил Лев Николаевич Толстой, им было неизвестно. Татьяна Ларина, Наташа Ростова, Машенька из повести Толстого «Свадебное счастье», Нина Заречная в «Чайке» А. Чехова – всё это были несказанно духовные и красивые люди. Но в жизни они их не встречали, а в Чистилище тем более. Этот факт волновал и олигарха, и Сволочкову. Неужели так фантастически изменились люди с той, совсем недалёкой, поры позапрошлого века? Может, деньги были другими? Может, совесть и страх перед Богом заставляли надеяться и верить? Может, отвернувшись от милосердия и влияния Божественных земных сил, малограмотные большевики и местечковые чиновники нарушили тот царственный дореволюционный уклад жизни, который угнетал их. И пошло, и поехало! Ненависть друг к другу, гражданская война. Тут уж – раздолье сексу и мимолётным половым связям не было конца и края.