Говорящие памятники. Книга II. Проклятие

Есть у любви глубокий смысл —
Она расчёту неподвластна.
Наверно, оттого прекрасна
Судьба влюблённого и жизнь.
Но как же подл любовный мир,
Где всё расчётливо, продажно
И обольстительно-отважно,
Пока звон золота и пир.
Но как ничтожен мир игры,
Где нет любви, где только маски,
Распад прикрыт румяной краской
И шмотками из мишуры.

Только тут олигарх обратил внимание на стоящего в дверях спальни Гиппократа.

– Господин Гиппократ, спасибо Вам, – он поднялся из-за стола босиком, в одних трусах с двойным люрексом. – Вы так легко справились с проблемой.

– Рад стараться! Если сон облегчает страдания, – болезнь несмертельна. И потом – жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скоропроходящ, опыт обманчив, суждение трудно. Поэтому не только врач должен употреблять в дело всё, что необходимо, но и больной, и окружающие, и все внешние обстоятельства должны способствовать врачу и его деятельности.

– Браво! Не я мастер, а Вы, господин Гиппократ! Браво, и ещё раз браво! Когда будет очень плохо моей душе, когда я буду стонать и мучиться, я научу Вас говорить со вселенной, как с маленьким ребёнком, а иногда – ставить его в угол, чтобы не делал больших неприятностей. Первая неприятность в том, что она, именно она, вселенная, создала человека! Зачем?! Чтобы люди воевали за каждый клочок земли, скажете Вы. Да?

– Нет, я так не скажу. Я скажу: чтобы люди портили себя, своё здоровье, жили в страданиях…

– Хорошо, пусть будет так. Ибо Бог говорит нам, что наша жизнь пребывает в вечности. Но зачем им земля, если здоровья нет?! И мораль превратилась в аморальную гадость… Они, как свиньи, будут рыться в земле, пока не найдут в ней что-нибудь для продажи. Так как производить что-то они не хотят. Это им скучно, безрадостно… На этой продаже они построят цивилизацию. Как я построил «Чистилище». Но в моей подземке есть мудрость, благодаря которой мы живы. А там – он пальцем ткнул наверх – другие законы, другие порядки, и каждый думает, как обойти, как приструнить себе подобного… Это плохо… Это маразм…

И, не найдя больше слов, хозяин перешёл на стихи:

И опять растёт желанье —
Как подставить, обмануть…
Нет на это оправданья?!
Выбрали мы жуткий путь.
И в краю, где жизни птица
Разрывает небеса,
Может, снова нам приснится
Правда истины – гроза!
Надо верить, верить, верить…
Светлый образ должен жить.
Сердце прячет лицемерье
И простор безумной лжи.

Он тяжело вздохнул и продолжил:

Вновь люди в диких облаченьях
Ползут ко власти без ума.
Их каждый офис – смертная тюрьма:
Паденье духа, совести паденье.
Удел их – деньги, секс и торжество
Над теми, кто всё это не имеет.
А честь, любовь – дурное баловство —
Пособие для школьников, музеев.

Сволочкова принесла красивый персидский халат и новую белую рубашку с манишкой. Хозяин отложил рубашку, надел халат и стал похож на персидского шаха.

– Летом у нас с Анютой Евсеевной Сволочковой венчание и свадьба, – сказал он. – Далеко – на Соловецких островах. Приглашаем Вас. Там много озёр, лодок. Анюта – мастер спорта по гребле.

– Как-как? Повторите ещё раз. Я плоховато слышу, – насторожился врач.

– Там тысячи озёр, лодок. Анюта – мастер спорта по гребле…

– Теперь понятно… Я подумал превратно… Неужели, думаю, ещё один вид спорта появился, не по гребле, а по е…

– А-а-а! Вы хоть из металла, но страстная натура. Для памятников это большая редкость.

– Ну и разговоры у вас, господа, – неожиданно встрял классик.

– Был у меня однажды такой памятник, – продолжил рассуждать хозяин. – Ну и навозился я с ним, как с ребёнком. Только он начал говорить – и сразу: «Фи-фи, фи-фи, фи-фи…» Я сначала не понял, что ему надо. Но когда он сказал мне: «Милый друг, я вспомнил мадемуазель Фифи»… Это был самый болтливый памятник, скорее, шикарный бюст из бронзы.

– Я знал его, – глаза классика загорелись, хандра спала. – В конце девятнадцатого века он сошёл с ума. Если бы он этого не сделал, ему бы помогли или заставили.

Олигарх внезапно снял халат, надел рубашку с манишкой, пристально посмотрел на Льва Николаевича Толстого.

– Вы считаете, что человека можно заставить сойти с ума? – удивился олигарх.