– Ты пытаешься убить меня? – спросил Миро, вернее, попытался спросить – она целовала его в губы, и потому ему было трудно выговаривать слова. Наконец он сдался и ответил ей долгим и крепким поцелуем. Она оторвалась от него.
– Ты становишься сладострастен, – сказала Кванда.
– Со мной так всегда случается, когда в лесу меня атакуют юные девушки.
– Спусти пары́, Миро, нам еще долго идти. – Она ухватила его за пояс, притянула к себе, поцеловала снова. – Должно пройти два года, прежде чем ты сможешь жениться без согласия твоей матери.
Миро даже не пытался спорить. Ему было глубоко плевать на запреты священников, но он понимал, насколько необходимы такому маленькому поселению, как Милагре, жесткие брачные обычаи. Большие и стабильные общества могут позволить себе терпеть разумное количество несанкционированных личных отношений, но Милагре слишком мал. Квандой руководила вера, Миро – практические соображения, а потому, несмотря на тысячи возможностей, они были целомудренны, как монахи. Хотя, если бы Миро узнал, что им и в браке придется соблюдать целомудрие, как монахам ордена Фильос, девственность Кванды оказалась бы в непосредственной опасности.
– Этот Голос… – начала Кванда. – Ты знаешь, что́ я думаю о его приходе сюда?
– Сейчас в тебе говорит католицизм, а не разум.
Он попытался поцеловать ее в губы, но она опустила лицо, и он страстно поцеловал ее в нос. Она рассмеялась и высвободилась из объятий.
– Ты неуклюж, Миро, твои действия оскорбительны. – Она вытерла мокрый нос рукавом. – Мы уже послали к чертовой матери научный метод, когда начали помогать свинксам повышать их уровень жизни. У нас есть еще десять, может, двадцать лет, прежде чем результаты нашей деятельности станут заметны со спутников. К тому времени мы, наверное, успеем закрепить перемены. Но у нас не будет шансов, если мы посвятим в проект постороннего. Он кому-нибудь расскажет.
– Может быть, а может быть, и нет. Ты же знаешь, я тоже когда-то был посторонним.
– Посторонним, но не чужаком.
– Ты должна была видеть его прошлой ночью, Кванда. Сначала с Грего, а потом когда Квара проснулась в слезах…
– Одинокие, несчастные дети – что это доказывает?
– И Эла. Смеющаяся. И Ольяду – он на самом деле включился в семью.
– Квим?
– Перестал требовать, чтобы неверующий убирался прочь.
– Я рада за твою семью, Миро. Надеюсь, он сумеет исцелить их. Действительно надеюсь. Я вижу, ты изменился, в тебе появилась… надежда? Но не приводи его сюда.
Миро втянул щеку, пожевал ее, затем отошел. Кванда кинулась за ним, поймала за руку. Они уже выбрались на открытое место, но между ними и воротами стояло дерево Корнероя.
– Не оставляй меня так! – яростно сказала она. – Ты не можешь просто так уйти…
– Я знаю, ты права, – ответил Миро. – Но не могу изменить то, что чувствую. Когда он был в нашем доме, это словно… словно Либо пришел туда.
– Отец ненавидел твою мать, Миро, он не переступил бы порог вашего дома.
– Но если бы… В нашем доме Голос вел себя так, как Либо на Станции Зенадорес. Ты понимаешь?
– А ты? Он приходит к вам и ведет себя так, как следовало бы вашему отцу, и вы все тут же валитесь брюхом кверху, как новорожденные щенки.
Ее презрение разозлило его. Миро захотелось ударить Кванду по лицу. Вместо этого он подошел и шлепнул ладонью по дереву Корнероя. За четверть века оно очень выросло – восемьдесят сантиметров в диаметре. Кора была очень грубой и жесткой, и Миро больно ушиб ладонь.
Кванда подошла к нему:
– Прости, Миро, я не это имела…
– Именно это. Глупо и эгоистично.
– Да, но я…
– То, что мой отец был подонком, не значит еще, что я буду скулить от счастья, если какой-то милый дядя погладит меня по головке.
Ее руки пробежали по его волосам, плечам, груди.
– Я знаю, знаю, знаю…
– Видишь ли, я понимаю, что такое хороший человек. Не отец, а хороший человек. Я ведь знал Либо, не правда ли? И когда я говорю тебе, что этот Голос, Эндрю Виггин, похож на Либо, он такой, как Либо, ты должна выслушать меня, а не отмахиваться от моих слов, как от визга кано.
– Я слушаю. Я хочу встретиться с ним, Миро.
И тут Миро изумил самого себя. Он заплакал. Вот что этот проклятый Голос делал с ним, даже когда его не было рядом. Он развязал все узлы в душе, и теперь Миро ничего не мог удержать в себе.
– Ты тоже права, – еле слышно сказал он, внезапно почувствовав, что охрип. – Я видел, как он ходил по дому, как заживало все, к чему он прикасался, и думал: если бы этот человек был моим отцом! – Он повернулся к Кванде, нисколько не заботясь, что она увидит его покрасневшие глаза и слезы. – Ты знаешь, я повторял эти слова каждый день, когда шел домой со Станции Зенадорес: «Если бы только Либо был моим отцом, если бы только я был его сыном!»
Кванда улыбнулась и крепко прижалась к нему. Ее волосы осушили слезы на его лице.
– Ах, Миро, – воскликнула она, – я так рада, что он не твой отец! Потому что тогда я была бы твоей сестрой и не могла бы даже надеяться заполучить тебя для себя.
10
Дети разума