– Дом Цефейро! – откликнулся Эндер. Цефейро, то есть жнец, – так называли аббата внутри ордена, школьных завучей – Арадорес (пахарями), а монахов-преподавателей – Семеадорес (сеятелями).
Цефейро улыбнулся, заметив, как ловко увернулся Голос от употребления официального титула «Дом Кристан». Он знал, насколько это помогало управлять людьми – требование, чтобы к Детям обращались по их титулам и самодельным именам. Как говорил Сан-Анжело: «Когда они называют вас вашим титулом, то признают, что вы – христиане. А когда они называют вас по имени, то творят молитву». Дом Кристан обнял Эндера за плечи, улыбнулся и сказал:
– Да, я Цефейро. А что такое вы – нашествие сорной травы?
– Пытаюсь стать плевелом.
– Берегитесь тогда, ибо хозяин урожая спалит вас вместе с соломой.
– Я знаю, все мы на волосок от проклятия, но не надейтесь принудить меня к покаянию.
– Покаянием занимаются священники. Мы просвещаем разум. Хорошо, что вы пришли.
– Спасибо, что вы меня пригласили. Я вынужден был пуститься на грубый шантаж, чтобы заставить окружающих вообще разговаривать со мной.
Цефейро, разумеется, понимал, что Голос знает: приглашение пришло только потому, что он вовремя пригрозил инквизицией. Но брат Амай предпочитал создавать дружескую атмосферу.
– Скажите, это правда? Вы действительно знали Сан-Анжело? Вы тот, кто Говорил о его смерти?
Эндер взмахнул рукой в сторону высоких сорняков, вымахавших выше ограды.
– Он был бы доволен беспорядком в вашем саду. Ему нравилось провоцировать кардинала Аквилу. Без сомнения, ваш епископ Перегрино каждый раз морщится от омерзения, когда видит эти заросли.
Дом Кристан подмигнул Эндеру:
– Вы знаете слишком много наших секретов. Если мы поможем найти ответы на ваши вопросы, вы уйдете?
– У вас есть надежда. С тех пор как я стал Голосом, я не жил на одном месте дольше полутора лет, кроме Рейкьявика на Трондхейме.
– Ах, если б вы могли обещать не задерживаться и у нас! Я прошу не для себя, я забочусь о спокойствии тех, кто носит рясу потяжелее.
Эндер дал ему единственный из возможных искренних ответов, который немного успокоит епископа:
– Обещаю, что, если найду место, на котором захочу осесть, сложу с себя обязанности Голоса и стану обычным гражданином.
– Ну, в таком городе, как наш, стать гражданином – значит перейти в католичество.
– Много лет назад Сан-Анжело заставил меня поклясться, что, если я решу принять религию, это будет его вера.
– Почему-то мне не кажется, что у вас есть искренние религиозные убеждения.
– Это потому, что у меня их нет.
Дом Кристан рассмеялся с видом «мне-то лучше знать» и настоял на экскурсии по монастырю и школам. Эндер не возражал, ибо ему самому было интересно, как развились идеи Сан-Анжело за столетия, прошедшие с его смерти. Школы выглядели вполне прилично, уровень обучения оказался высоким. Когда Цефейро наконец привел его в монастырь, в маленькую келью, которую делил со своей женой Арадорой, уже опустились сумерки.
Дона Криста сидела за терминалом и разрабатывала серию грамматических упражнений. Они подождали, пока она не закончит.
Дом Кристан представил ей Говорящего.
– Но ему трудно называть меня Дом Кристан.
– Как и епископу, – ответила его жена. – Мое полное имя Детестай о Пекадо э Фазей о Дирейту. – («Возненавидь зло и делай дела праведные», – перевел Эндер.) – Имя моего мужа прекрасно сокращается: Амай – возлюби. Правда, мило? Но мое? Можете себе представить, как приятель кричит вам через улицу: «Эй, Детестай!» – (Все рассмеялись.) – Любовь и Ненависть – вот кто мы, муж и жена. Как вы станете звать меня, если имя Христианка слишком хорошо для меня?
Эндер всмотрелся в ее лицо. Первые морщины; критически настроенный наблюдатель мог бы сказать, что она стареет. Но в уголках губ жил постоянный затаенный смех, а в глазах было столько жизни, что она казалась молодой, много моложе Эндера.
– Я бы дал вам имя Белеза, «прекрасная», но ваш муж возомнит, что я с вами флиртую.
– Нет, просто станет называть меня Беладонной – от красоты до отравы всего одна маленькая злая шутка. Не так ли, Дом Кристан?
– Мой долг – поддерживать твое смирение.
– А мой – хранить твое целомудрие, – отозвалась она.
После этой реплики Эндер просто не мог не бросить беглый взгляд на две кровати.
– О, еще один, кому любопытен наш целомудренный брак, – заметил Цефейро.
– Нет, – покачал головой Эндер. – Но я вспомнил, что Сан-Анжело настаивал, чтобы муж и жена спали в одной постели.
– Мы, к сожалению, можем делать это только в том случае, если один спит днем, а другой ночью, – вздохнула Арадора.
– Правила надо приспосабливать к духовной силе Фильос да Менте, – объяснил Цефейро. – Без сомнения, есть монахи, которые могут делить постель и оставаться целомудренными, но моя жена все еще слишком прекрасна, а желания плоти очень сильны во мне.
– Но ведь именно это и было целью Сан-Анжело. Он говорил, что супружеская постель будет постоянной проверкой силы вашей любви к знанию. И надеялся, что каждый мужчина и каждая женщина ордена спустя какое-то время решат передать будущему поколению не только свой разум, но и свою постель.